сами шикарными магазинами и апартаментами и очутились в кварталах победнее, подревнее и со все более узкой проезжей частью, где запахи Африки, Индии и Азии сливались воедино и наполняли воздух пряным ароматом, с трудом заглушающим вонь от неисправной канализации и мусора, горы которого вырастали быстрее, чем городские службы успевали их убирать. Здесь обитали те, кто мыл полы в тех самых шикарных магазинах, кто прибирался и готовил для хозяев тех самых шикарных апартаментов с видом на яхты и бухту Ангелов.
— Чувствуешь разницу? — спросил Виньон, обращаясь к Шпандау. — Но ведь нужно же им где-то жить. Вот они и обосновались здесь, а мы надеемся, что они и впредь будут настолько заняты, грабя и убивая друг друга, что даже и не вспомнят о капиталах, которые крутятся чуть ближе к морю.
Добравшись до дома Амалии, они постучали в дверь, но им никто не ответил.
— Эй, кто-нибудь! — крикнул Виньон.
На верхних ступеньках лестницы показалась сама Амалия. На девушке были резиновые рукавицы, в руках — щетка. Маленькая, худая, она была по-своему миловидной, как показалось Шпандау.
— Что вам угодно? — спросила она.
— Мы не отнимем у тебя много времени.
— Вы из газеты? Или из полиции?
— Я когда-то служил в полиции, но это в далеком прошлом, — сказал Виньон. — Мы хотели бы побеседовать с тобой о Винсенте.
— Его нашли?
— Пока нет.
— Я уже рассказала все, что знала.
— Всего пара вопросов, и я оставлю тебя в покое.
Она развернулась и стала подниматься. Виньон и Шпандау последовали за ней. Она ползала на четвереньках по комнате, где еще недавно жил Перек, и смывала отцовскую кровь.
— Простите нас за вторжение, — произнес Шпандау, а Виньон нехотя перевел. — Знаю, насколько это должно быть тяжело для вас.
Она продолжала возить щеткой по полу.
— Я читал ваши показания в участке, — сказал Виньон, — и говорил с обоими полицейскими, которые вас допрашивали. Хорошо ли вы знали Винсента?
— Меня несколько часов всё спрашивали и спрашивали…
— Ответьте еще всего один раз, пожалуйста, — попросил Шпандау.
Она прекратила оттирать пятна, уселась прямо посреди пола и откинула волосы со лба.
— Он снимал у нас вот эту самую комнату. Нет, не скажу, что знала его хорошо. Даже не знаю, какая у него фамилия.
— Вы с ним были друзьями? — спросил Виньон.
— Да. То есть нет… Не знаю… Он пытался мне помочь.
— Отец часто вас избивал? — задал вопрос Шпандау.
— Иногда. Когда напивался. А это случалось часто.
— Вы его ненавидели?
— Отца? Да, наверно да. Иногда я желала ему смерти. Но это был мой отец.
— Но вы ведь не слишком сожалеете о его смерти, да? — продолжал Виньон.
— Нет. Но мне жаль, что его убил Винсент. Винсента мне жалко больше, чем отца. Они считают, что я могла толкнуть его на это, подговорить его, правда?
— А вы его подговаривали? — спросил Виньон.
— Нет. Но мне все равно, что они там себе думают. Это не важно.
— Вы с Винсентом были любовниками…
— Нет, это ложь, — сказала она сразу. — Они так думают, но это ложь. Хотя я бы согласилась, если бы Винсент предложил мне. Но ничего такого не было.
— Вы говорите, отец застукал вас вместе…
— Отец пришел домой пьяный, поколотил меня, а потом ушел. Винсент нашел меня на лестничной площадке, у дверей своей комнаты. Я там пряталась. Он отнесся ко мне заботливо, уложил на свою кровать. Я попросила, чтобы он меня обнял. Вот и все.
— И в такой позе вас застал ваш отец.
— Да.
— И снова стал осыпать вас ударами…
— Мы спали, а он начал молотить в дверь, потом вышиб замок, и дверь открылась. Он отшвырнул Винсента одним ударом и набросился на меня. Винсент пытался ему помешать, но мой отец — крупный мужчина, а Винсент… ну, он невысокий и хлипкий такой.
— Как вы считаете, вашей жизни действительно что-то угрожало? — спросил Шпандау.
— Вы кого имеете в виду — Винсента или моего отца?
— Вашего отца.
— Он крупный мужчина. И бил меня. Посмотрите на мое лицо и скажите, как вы сами-то думаете.
— А Винсент? Испытывали ли вы по отношению к нему страх?
— Нет. Никогда. Винсент не причинил бы мне вреда.
— Он любил вас?
— Нет. Сомневаюсь, что он вообще на такое способен. По-моему, он таких вещей не понимал.
— И тем не менее вы его любили.
— Ему необходимо было, чтобы его любили и чтобы он сам любил. Но только одно чувство никак не могло пробиться внутрь, а другое — наружу. Понимаете?
Шпандау кивнул.
— Винсент когда-нибудь произносил имя Анны Мэйхью? Это американская актриса, — уточнил он.
— Нет.
— Так-таки ни разу и не упомянул о ней? Никогда не говорил, что хочет увидеться с ней, поговорить?
— Нет.
— Мадемуазель Ульбек, — обратился к девушке Виньон, — вы знаете, где сейчас Винсент?
— Нет.
— А если бы знали, то рассказали бы нам?
— Нет. Вы желаете ему зла, и я не стала бы вам помогать.
— Все, чего мы хотим, — остановить его, не дать ему навредить кому-то еще. Если он вернется или свяжется с вами, вы обязаны позвонить в полицию.
— Он не вернется. Я уже никогда его не увижу. Скоро он умрет. Как и мой отец. Но бывают вещи и похуже смерти.
— Это какие же?
— Когда найдете Винсента, задайте этот вопрос ему, — сказала Амалия.
— Спасибо, что уделили нам время, — поблагодарил ее Шпандау.
Девушка пожала плечами и снова стала скрести пол. Пока они спускались, до них доносилось мерное «вжик-вжик-вжик» щетки, а потом этот звук прекратился и сменился рыданиями.
ГЛАВА 12
Вечером прибыл Спец на лимузине. Тьерри провез его на территорию виллы, и Спец выбрался из машины с абсолютно невозмутимым видом, словно ежедневно попадал в подобную обстановку.
— Будьте любезны, идите за мной, — обратился к нему Виньон. Спец последовал за ним в гостевой домик. Пока он осматривал свое повое пристанище, Виньон запер дверь и приставил к его затылку пистолет.
— Прошу внести в протокол, что я с самого начала высказывался против таких мер, — сообщил пленнику Виньон.
— То-то я вижу, что действуете вы без огонька.
— Я мог бы прямо сейчас вышибить тебе мозги и знаю сотню мест, где можно спрятать труп так, чтобы его никто никогда не нашел. Руки на степу!
Виньон обшарил его карманы, забрав паспорт и кошелек. На пороге возник Шпандау.
— Ну что, уже познакомились?
— Он всегда такой? — поинтересовался Спец у Шпандау.
— Он француз, — ответил Шпандау.
— Значит, всегда.
Спец продолжил осмотр помещения и, кажется, остался доволен увиденным. Он опустился на диван и сложил ноги
