опешил. Неужели не видно было, что не я её, а она меня целовала? Не мог я отшить Марго прилюдно. Зачем мне скандалы?
Рита прижималась ко мне, ни на секунду не отпускала от себя. А я всё думал, куда я её спать положу. Комнаты забиты под завязку. Не подселю же я преподавателя к студентам. А обратно она уезжать отказывалась.
Ещё подарок мне преподнесла… Говорила, что я буду счастлив. Ага, на седьмом небе уже только от её визита.
— И что это за подарок такой? — с сомнением спросил я.
— Я на развод подала. Через три месяца свободна буду. А там… Можно будет заявление подать. Ты счастлив, дорогой?
Я, как это услышал, чуть не подавился собственной слюной.
— Рита, какое заявление? Беги обратно в загс и забирай обратно. Держись за своего профессора. Он же тебя без дырявых трусов оставит. Не смотри, что старый. Он ещё тот хитрый жук.
А она прижималась и шептала:
— У тебя есть деньги, а мне от него ничего не надо.
Я только не понял, причём тут вообще мои деньги. Да, они были. Но они только мои.
— Риточка, между нами ничего не может быть. Понимаешь? Мы с тобой потрахались и разбежались.
А она за своё:
— Давай попробуем пожить вместе? Вдруг тебе понравиться. Я постараюсь сделать так, чтобы ты про всех женщин забыл. Ладно?
И потянулась ко мне своими липкими от помады губами. Просил же перед встречей со мной стирать эту гадость с себя.
— Я тебе такси вызову.
— Вызывай, — хмыкнула она. — А я тебе скандал закачу. И Любку твою вытурю.
— При чём здесь Люба?
— Думаешь, я не вижу, как ты на неё смотришь? Даже на день рождения её пригласил, а меня забыл.
— Здесь вся моя команда, — напомнил я, понимая, что ей сейчас бесполезно что-либо объяснять.
И вдруг… твою ж мать. Изольда. Вначале шашлычком побаловалась. Рита аж позеленела от злости от заботы студентки. Теперь неугомонной девчонке шампанского захотелось. Свят, что ли, бутылку не мог открыть? Мало того, что фонтан на пол полился, так пробкой аккурат в лоб прилетело Маргарите. Я еле сдерживался, чтоб не засмеяться. Рита, понятно, распсиховалась. Хотела рявкнуть на Изольду, но глянула на Свята и замолчала — знала, что он за своих женщин горой. А тут ещё Барби, как заверещит: «Круто! Изольда, давай на бис, я для инсты сниму! Столько лайков будет! Мирона Маргаритовна, ой, Маргарит Миронович, ой, Рита Маргаритовна, вы же не против?»
Люба сидела на полу в своей комнатушке. Не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Наряд валялся на кровати.
Внизу ещё не все смолкло. Раздавался смех, чьи-то голоса, песня под гитару.
Своё двадцатипятилетие Демьян отмечал с размахом. Даже салют был. Девушка всегда радовалась фейерверкам, хлопала в ладоши, прыгала. А сегодня каждый запуск отдавался болью. Словно из сердца вырывали кусок за куском, комкали и выкидывали в пропасть. Она первая поспешила в дом и поднялась к себе.
И вот теперь сидела на тёплом полу.
Вдруг девушка услышала громкий женский голос. Ему отвечал не менее раздражённый мужской. Эти двое о чём-то спорили. Не сразу поняла, что под ней находилась комната Демьяна. Заткнула уши, чтобы не слышать, но слышать хотелось. Хотелось услышать, что Маргарита ему не нужна, что не любит он её.
Кто-то подошёл к двери, поскрёбся по мышиному.
— Заходите, — ответила Люба девчонкам.
Верные подружки сели рядом. Каждая порывалась сказать, но обрывалась на первом слоге.
Наконец Вера решилась:
— Люба, ты поплачь, легче станет.
— Не хочу. Домой хочу. Забыть всё хочу.
Снова стук. На сей раз шагов не было слышно.
Изольда, приняв боевой вид, пошла открывать. За дверью оказалась Барби.
— Я на пять минут. Меня Жека ждёт. Свят просил передать, что ему утром срочно надо в город. Может забрать желающих. Всё, пока.
И она выпорхнула. Люба вздохнула:
— Я поеду.
— Не будешь обижаться? Я с Романом… — начала Вера.
— Не буду. Изольда, а ты?
— А мне чего без Свята здесь делать?
Девчонки обнялись. Люба не выдержала и всхлипнула. Её подхватила Вера:
— Тебе хорошо, ты хоть поцеловалась с ним, а мне Роман сказал: «У меня двое детей, я старый для тебя-я-я…»
— У-у-у, — заголосила Изольда. — А чего тогда остаёшься?
Люба с Верой перестали рыдать и уставились на подругу:
— А ты-то чего?
— Ага, вам можно плакать, а мне уже и нельзя? — спросила та, посмотрела на подружек и все три дружно завыли на разные голоса.
Люба
Ранее утро. Запах кофе застыл на кухне.
Я сидела за столом. Грела руки о чашку. Рядом нетронутый бутерброд. Больше нет никого. Но скоро придёт Свят, и мы поедем. Выезд запланировали рано, пока все спят. Так будет лучше.
Хотелось последний разочек взглянуть на тебя и убедиться, что тот поцелуй был всего лишь сном. До боли в сердце, до остановки дыхания, до помутнения рассудка смотреть на тебя, хотя бы одним глазком. А ещё утонуть в твоих голубых глазах, испить вкус твоих губ. Демьян, с кем ночь провёл? Почему не со мной? Чем она лучше меня?
Как научиться стать гордой? Как пережить эту боль и не сломаться? Где взять силы, чтобы продолжать жить? А если меня не станет, вспомнишь ли ты обо мне? Будешь ли плакать? Или отмахнёшься, скажешь: «Была… И нет», и упадёшь в объятия другой, третьей?
Что для тебя моё истерзанное сердце? Разве можешь ты знать, как оно умеет болеть? Как не хватает воздуха без тебя? Как ночь длинна и темна? Как утро безрадостно?
Сидела и жалела себя. Слёз уже не было. Я их выплакала. Сил тоже не было. Я смирилась.
Послышались тихие шаги. Это точно не Свят. Походка была слишком лёгкой для него. Демьян.
— Вот, ты отказывалась брать, а придётся, — он подал мне ботинки.
Точно, моим сапогам место на помойке. Хотелось бы отвергнуть его «дар», но в общежитии у меня не было другой обуви. Даже добежать до ближайшего магазина не в чем. Разве что прыгнуть в тридцать девятый Веры или сорок первый Изольды своим-то тридцать пятым. И убиться насмерть по пути. Вот с этим я бы справилась. О моей ловкости уже слагали легенды. Эпичный конец получился бы. Пока я к такому не готова.
Пришлось принять обувь и поблагодарить.
Демьян взял кружку, приготовил себе двойной эспрессо и сел напротив. Было заметно, что он не спал эту ночь. Под глазами круги и мешки. Неужто совесть замучила? Или Марго всю ночь
спать не давала? Мысленно дала себе
