и сундуки со штанами и подштанниками, и ящики со свитерами и нижними рубахами, и тёплые носки и портянки, и вообще масса всего полезного и нужного зимой: вот что-что, а сказать что-нибудь плохое в адрес интендантского подразделения нашей армии не могу.
Ну, я и экипировался! Всем, чем посчитал нужным. Плюс ещё две пары запасных носков сунул в карман.
Плащ я нацепил так, что остались видны только глаза. Сержант удовлетворённо кивнул:
— Ну вот. Если теперь замёрзнешь — то только по своей вине. Я честно сделал, что мог!
— Так точно, милорд сержант! Спасибо! — залезаю на Лоэнгрина.
— На здоровье. Эй, выводите!
У въездных ворот обошлось ещё проще:
— Капрал, сэр! Приказ генерала Жореса! Срочное донесение его Величеству!
Капрал не стал даже носа из привратницкой высовывать. Кинул на меня затуманенный взор прямо сквозь крохотное оконце, после чего заорал что-то невнятное, но сердитое, внутрь, своим подчинённым, и не прошло и минуты, как шестеро неприязненно поглядывающих на меня рядовых опустили мост, и отворили ворота, запертые на чудовищных размеров брус-перекладину. Такой «щеколдой» только от тарана спасаться.
Но вот я и снаружи. Направляю коня неспешной рысью — нельзя показывать, что я глупый. И хочу выслужиться, побыстрее доставив письмо, но загнав коня! — по дороге в сторону границы, к перешейку. Полотно дороги, конечно, прилично замело, но моему, похоже, привычному к тяготам походной жизни, жеребцу это не помеха: он идёт вполне уверенно и даже мягко. Вот и отлично. Потому что пока он будет делать свою работу, мне нужно поделать и свою.
В частности, решить, что делать дальше со своей столь внезапно — да, разумеется, я надеялся и готовился, но всё же это… Это оказалось как бы подарком: реально не ждал, что удастся столь легко справиться! — обретённой свободой.
И новой внешностью.
Пара часов, пока кто-нибудь догадается спуститься в подвал, да обнаружит моих «отсыпающихся», или они сами очухаются, да забьют тревогу, у меня есть.
Поэтому погоня состоится непременно.
Но будет, надеюсь, поздно: наглый, подлый, и хитро…опый лорд Юркисс затеряется к этому времени во мгле преданий. Как растворяется сейчас его фигура для редких караульных на башнях Эксельсиора в мареве непрекращающегося снегопада…
Поскольку лорд Айвен не спешил начинать беседу, ей пришлось сделать это самой:
— Милорд Айвен. Вы сердитесь. — она не спрашивала, просто констатировала.
— Нет, миледи, как вы могли подумать! — он фыркнул. Но продолжил, — Впрочем, вы, конечно, правы. Я… э-э… скажем так: расстроен. Вашим… э-э… неподобающим и жестоким обращением с беззащитным пленником.
— Так уж прямо беззащитным! — она дёрнула плечом, — Если вспомните, это я отобрала у него кинжал, которым он собирался меня коварно!.. Я была возмущена. И этим, и тем, что, так сказать, предшествовало. Ну, поэтому и не смогла сдержать свои мстительные порывы!
— Миледи, прошу вас! — было видно, что несчастного бедолагу капитана так и корёжит, — Если кто в нашей паре и контролирует свои эмоции и действия, так это — как раз вы! И вы вполне сознательно допрашивали и пытали смертельно раненного беднягу.
— Да. Не вижу смысла отрицать. Пытала я его жестоко. Зато — эффективно. И — главное в нашей ситуации! — быстро. Так что поздравляю, капитан: вы «спасли» на редкость циничную, бездушную и практичную, жертву дворцовых интриг.
Зато очень красивую!
— Не говорите так, миледи! Вы словно режете мне сердце острым кинжалом!
— Ах, да! Я совсем забыла, что солдаты его Величества — они же все такие совестливые и чувствительные! И поверженного врага никогда не пытают и не добивают! — она было разошлась, чувствуя, как кровь бросилась в лицо. И зрачки, как всегда в такие моменты, расширились во всю радужку, наверняка делая её похожей на Горгону-медузу.
Но быстро заставила себя успокоиться: они не в том положении, чтоб ругаться, или расставаться. И если она уж точно — не пропадёт, то несчастного армейского дезертира и нарушителя приказов вряд ли возьмут назад, в армию. А он больше ничего и не умеет. Наверное, даже не участвовал в настоящих боевых действиях — иначе не боялся бы крови и смерти…
И не высказывал бы столь нелепых претензий.
— Милорд Айвен. Я приношу извинения за неуместную иронию. И признаю, что вела себя не в соответствии с кодексом чести. И вы вправе оставить меня сейчас. И двинуться дальше самостоятельно. Постаравшись устроить свою судьбу так, как сочтёте нужным.
Почти две минуты — она считала! — он молчал.
Потом заговорил, и в голосе его слышались подлинные боль и страдание:
— Я не смогу так поступить, ваша честь. Потому что буду чувствовать себя последней свиньёй. И хотя мой мозг говорит мне, что вы, миледи, не пропадёте, и сумеете выйти целой из любой передряги, моё сердце…
Оно говорит мне другое.
— Милорд Айвен! Разве можно любить столь кровожадное и стервозное чудовище?!
Его внезапно обратившийся к ней взгляд с подозрительно посверкивающими глазами, словно он сдерживал рвущиеся наружу слёзы, сказал бы ей это и без его слов:
— Глупо звучит, ваша милость, но вас такую я почему-то люблю ещё сильней! И этого я в себе ну никак не могу понять!
Сволочь! В самую точку!
Ну разве можно сделать женщине — комплимент сильнее?!
Да оно, собственно, и правильно: ведь любят — не «потому что!» А просто — любят!
Ну и как не наградить такого наивного простака жарким поцелуем?!
— Не нужно ничего в себе понимать, лорд Айвен. И «разбираться в своих чувствах» предоставьте ипохондрикам и поэтам. А мы — люди дела. Идите-ка сюда, мой милый запутавшийся солдат! Я постараюсь как-то развеять ваши сомнения. И скрасить страдания.
Хорошо хоть, что их кони во время этого действа стояли смирно, и не мешали ей.
Когда вдали показались наконец башни Милдреда, я облегчённо выдохнул. А то уж было решил, что какая-то сволочь перенесла его на пятьдесят миль дальше. Потому что чуть не окочурился, несмотря на трое подштанников и два свитера… Бедолага Лоэнгрин, однако, шёл вполне уверенно и переставлял ноги пусть уже не столь быстро, но — методично. Но вот и ворота. Кричу:
— Королевская почта! Донесение его Величеству от генерала Жореса!
Ворота неторопливо открылись. Внутри четверо бойцов и ещё один сердитый сержант — на этот раз трезвый. Может, поэтому такой подозрительный:
— Ты кто, солдат?
— Рядовой Альварес, сэр! Везу срочное донесение его Величеству! А дорогу замело — с трудом проехал. Мой конь совсем выдохся! Поэтому мне нужна свежая лошадь!
— С этим-то понятно, рядовой. Только… Я рядового Альвареса, вроде, знаю. И не похож ты на него!
— Да что вы
