Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
class="p1">– Чёртов нетопырь.
Однако вряд ли Ланг спал под потолком. Во-первых, его не выдержала бы ни одна из конструкций, а во-вторых… Однако думать, что «во-вторых» наставнику милее больничные стены как-то совсем не хотелось. Слишком уж от этой мысли веяло тоской и депрессией, потому что даже со своим диким графиком Рене находила в обыденности что-то приятное. Например, развесила наконец свои акварели, пристроила на подоконник герберу, а ещё даже нашла пару-тройку приятелей среди пациентов центра реабилитации. Старик Джон, малыш Клоп и огромный и смуглый Чуб-Чоб из рода гуронов два раза в неделю скрашивали вечера, когда рассказывали байки у неё в кабинете. В общем, жизнь вроде бы шла своим чередом, однако была одна мелочь, что никак не отпускала Рене.
Это началось почти сразу, и только усиливалось каждый раз, стоило оказаться за операционным столом. Рене смотрела на Ланга, он не смотрел на неё, а между ними была… Глухота. Плотная внутренняя тишина, которую не нарушали ни звучавшая из динамиков громкая музыка, ни команды наставника.
Солнце светит из моих глаз!
Солнце светит из моих рук!
– вместе с Rammstein каждый день бесновалось его огромное эго, но Рене не могла ни почувствовать, ни понять мыслей Ланга. После того странного мига две недели назад, когда они будто стали одной движущей силой, эта ватная тишина казалась неправильной. Наставник был глух, словно тюрьма Алькатрас, и Рене отчаянно не хотела себе признаваться, что это её беспокоит. Однако день ото дня на душе становилось тревожнее.
В один момент она даже подумала, что дело в недоверии к ней. В конце концов, Ланг привык оперировать с лучшими. Так что Рене решила тайком попробовать поработать с кем-то другим, набраться опыта и… Боже, она сама не знала зачем! Но попытка закончилась весьма мерзким выговором, а ещё чуть не порванными связками, когда её грубо вытащили за руку прямиком из помывочной. Доктор Ланг оказался удивительным жадиной. Тогда же у них состоялась ещё одна ссора.
Разгневанный наставник раздувал свои ноздри и зачем-то опять настоятельно убеждал сменить шампунь или крем, а может, и вовсе целые куски кожи. Рене же терпеливо молчала, прежде чем поставила перед фактом, что вот уже месяц её средства вовсе без запаха. На этом чудной спор зашёл в тупик, и оставшийся день они провели картинно друг на друга надувшись. Роузи, которая в итоге наложила повязку на пострадавшую кисть всё той же злополучной левой руки, сухо заметила:
– На самом деле, не припомню за ним такого. – Она хмурилась за большими линзами очков, пока сноровисто наматывала эластичный бинт. – Кричал, выгонял, увольнял. Но чтобы травмировать…
– Не думаю, что он специально, – немного горько хохотнула Рене и попробовала пошевелить пальцами. Вышло не очень.
– Знаешь, Ланг точно когда-нибудь тебя прибьёт. Вот так же невзначай воткнёт в сердце скальпель, а потом ещё удивится отчего же ты сдохла, – резко откликнулась Роузи и тщательно закрепила конец бинта скобами. – Растяжение небольшое, но пару дней придётся походить так.
– Спасибо.
Рене улыбнулась, хотя на душе было погано. Высказанная прямодушной подругой мысль не была откровением. Ещё месяц назад она сама думала точно так же. А теперь к прочим вопросам добавился новый – почему доктор Ланг так её ненавидел? Терпел, но при том совершенно не выносил. Уж это Рене чувствовала удивительно точно.
Однако следующим утром, когда наставник одарил вновь повреждённую руку своим хмурым взглядом, это стало для Рене неожиданностью, равно как ворчливо-ультимативное приглашение посмотреть все до одной операции. Их в тот день было удивительно много. Извинялся ли таким образом Ланг или был пристыжен доктором Фюрстом, осталось не ясным. Но с каждым выкриком «Солнце!»43в тот день Рене хотелось вырвать чёртов проигрыватель из сети, а затем вышвырнуть прочь. Это был даже не намёк, а громкий вопль, что в голове гениального Ланга творились бури, пострашнее ураганов Ньюфаундленда. Но Рене не представляла, чем может помочь. Только ловила отголоски мигреней и в нетерпении ждала, когда же в их жизнях, наконец, взойдёт солнце. Потому то хоть и поднималось над горизонтом изо дня в день, но ничего не меняло.
Свой день рождения Рене ждала с трепетом. Получив накануне из рук беспризорников коробку конфет, которую те всё же купили, а не украли, она была с миром отпущена печь праздничный торт. Три шоколадных коржа оказались готовы к полуночи, к двум часам ночи Рене расправилась с кремом и, проложив каждый слой сахарной вишней, наконец-то отправилась спать.
Ну а в шесть утра, переступив порог ординаторской, она на мгновение решила, что перепутала этажи или вовсе ушла не в тот корпус. Рене медленно стянула пальто цвета лимонного пирога и настороженно огляделась. Две скромные растяжки с поздравлениями пересекали полупустую ординаторскую и пошловато сверкали буквами под порывами сквозняка из вентиляции. Рене нахмурилась, однако знакомые лица студентов развеяли порождённые сонным мозгом сомнения. Улыбнувшись, она прошла в комнату и осторожно водрузила на стол коробку с тортом.
– С днём рождения, доктор Роше, – пробормотал один из резидентов и едва не сверзился с шаткого стула. Рене поспешила ему помочь.
Через пару минут ординаторская наполнилась полусонной ночной сменой, а следом ворвалась дневная бригада. Коллеги располагались кто в креслах, кто на подоконниках или за ноутбуками в ожидании утреннего отчёта перед главой отделения. Некоторые смущённо бормотали скомканные поздравления, другие просто кивали или вовсе спешили убраться прочь. В воздухе витала неловкость, которая всех тяготила. Она оседала чуть кислым привкусом на сахарной вишне, и её так хотелось стереть.
Рене огляделась и ощутила, как многие то и дело поглядывали на один из столов, где стоял праздничный торт. Их тянуло подойти и поговорить о текущих делах, пожаловаться на свои личные незадачи или вовсе обсудить последний матч. Они бросали напряжённые взгляды, прислушивались к редким шёпоткам разговоров, но невидимое присутствие доктора Ланга вынуждало нервно молчать. А он словно был в каждой вещи, следил за ними из глазка видеокамеры, экрана смартфона или из телевизора, что круглосуточно гудел обзором очередного хоккейного матча.
В отличие от Квебека здесь было не принято шутить или – упаси боже! – смеяться. Сюда приходили делать работу не люди, но механизмы. Серая бездушная масса. И посреди этого Рене ощущала, как задыхается. В ней было слишком много энергии и жизнелюбия, чтобы молча вскрывать чьи-то органы, а потом хладнокровно забыть и перейти к новому пациенту. А потому она выждала ещё минуту, прежде чем упрямо тряхнула головой. Ну уж нет! В конце концов, ей сегодня двадцать
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
