галактике, то я бы знал, что делать. Более того, потенциал звергов был настолько велик, что на это даже не потребовалось бы много времени. Буквально пара десятков лет, и кроме звергов тут не осталось бы ничего живого, включая микробов. Но я должен был не уничтожать, а править. Что есть правление? В самом общем случае — это навязывание своей воли. Я повелеваю, а они исполняют.
Но в чём должна заключаться моя воля? Плодитесь и размножайтесь? Станьте звергами? Поклоняйтесь мне как богу? Следуйте данным мной законам? Правление подразумевает государство. А государство должно иметь идеологию. Вот взять Республику. Её идеология — это власть денег, власть долгов и обязанностей. Не будем говорить о том, плохо это или хорошо, но с этой идеологией Республика смогла прожить десятки тысяч лет. А это о многом говорит.
Какую же идеологию я должен сделать центральной осью своей власти? Коммунисты, помнится, хотели мира во всём мире. Не самая плохая идея, хотя исполнение не имело ни малейших шансов на успех. Или, может, мне взять пример с буддистов? Мир без страданий… Рай для наркоманов, ибо страдания кроются в самой сути мироздания. Можно перестать воспринимать их, но избежать страданий не удастся. Есть ещё один вариант — некроны хотели избавить мир от страданий, уничтожив всё живое. Радикальное, но стопроцентно надёжное решение.
Так ради чего я должен создать свою империю? Если заглянуть вглубь моего сознания, то можно понять, что меня не интересует абстрактное всеобщее благо. Меня интересует только моё благо, которое в качестве побочных эффектов требует блага для окружающих. Ибо жить в аду среди чертей куда менее приятно, чем в раю среди святых.
Значит, решено. Я создам империю имени себя. Я вполне осознаю, что все империи, построенные вокруг одной личности, рушатся сразу же после смерти этой личности. Но мне то какая разница? После нас хоть потоп. Я дал звергам шанс на новую жизнь, и будет логично, если их жизнь будет завязана на меня. Пусть империя рухнет, но зверги останутся. Нужно будет лишь дать им шанс найти свой собственный смысл. Создателем должен стать каждый из нас. Но я буду первым.
С этими мыслями я прервал свои думы и открыл себя для телепатического общения. Впереди у меня много работы. Мир сам себя не покорит.
Как там Платон описывал идеальное устройство государства? И даже у самого бедного гражданина будет не менее трёх рабов? Подходит. Ведь мы навсегда в ответе за тех, кого приручили. Каждый зверг будет править своими рабами. И будет нести за них ответственность. Правда, обычно ответственность подразумевает наказание за ошибку, но зверги не могут быть наказаны. Ибо мы — живые боги. Зверг непогрешим, так как не имеет личных амбиций. Каждый из нас лишь исполнитель, стремящийся следовать воле хозяина. И даже если хозяин ты сам, это не изменит нашей природы.
Зверги не стремятся к наслаждению. У них нет инстинктов, повелевающих всеми прочими живыми существами. Страх смерти? Инстинкт размножения? Стремление к власти? Нет, не слышал. Отсутствие пороков означает совершенство сознания. Зверги не могут стремиться стать совершенной формой жизни, потому что они уже ей являются. А значит, они должны стремиться к чему-то большему. К Силе. Именно она будет стержнем нашей цивилизации, мерилом успеха и процветания. А все прочие народы пойдут по нашему следу или исчезнут, как не оправдавшие возложенных на них ожиданий.
В моём сознании сформировался образ новой империи — Рейх Космических Эльфов. И первой потесниться придётся Республике.
Глава 11
Спустя три месяца, я сидел перед экраном телевизора и наблюдал за тем, как проходят выступления в Сенате, находящемся на планете Эстеран — одной из самых развитых планет галактики. Это был высший орган Республики, где представители самых могущественных корпораций обсуждали самые важные вопросы. Обсуждения шли круглосуточно каждый день, но решения принимались крайне редко.
И вот, место выступающего занял представитель корпорации Меллорн. Кто бы знал, чего мне стоило получить право на пятиминутное выступление. Триллионы кредитов ушли на взятки. Но зато сейчас меня слушала половина галактики. Точнее, не меня, а моего представителя, но он был лишь моим голосом. Прения в Сенате всегда транслировались тысячами телеканалов, и скрыть происходящее здесь было совершенно невозможно. Каждый выступающий мог говорить что угодно. Мог материться и поносить власть, и никто не посмел бы прервать его. Но следовало осознавать, что каждое сказанное тут слово могло иметь самые широкие последствия.
Зал заседаний Сената был огромен. Это был почти стадион. Сенаторы ютились в крошечных кабинках, где мог разместиться от силы десяток человек. И всё равно, стоимость нахождения здесь была запредельной. Только один из десяти миров мог рассчитывать получить хоть какое-то представительство в Сенате.
В центре зала располагались президиум и трибуна для выступающего. От них широким амфитеатром расходились ложи сенаторов. Выкрики во время произнесения речи были строжайше запрещены, но каждый сенатор мог выразить своё отношение, зажигая цветной фонарь. Красный цвет выражал полное несогласие, а синий одобрение. Все цвета спектра между ними имели свой собственный смысл, смещающийся от одной крайности к другой. Зачастую, во время выступлений зал переливался как новогодняя ёлка, позволяя выступающему оценить, какое впечатление произвела его речь на сенаторов.
— Слово передаётся главе корпорации Меллорн, представителю планеты Тригурд, господину Таурендилу Утренняя Звезда. Время выступления — пять минут.
Одетый в сияющий золотом и весенней зеленью костюм, Таурендил производил яркое впечатление. Окинув строгим взглядом всех собравшихся, он начал свою речь.
— Уважаемые сенаторы, господин канцлер, сегодня я стою здесь, чтобы донести до вас печальную весть. Республика… прогнила! — Таурендил сделал драматическую паузу, а аудитория окрасилась первыми огоньками назревающего скандала. — Законы и традиции Республики, призванные привести корпорации к процветанию, попраны недальновидными мошенниками. В этом зале часто произносят слово застой. Но это не застой. Мы деградируем. — Зал перемигивался редкими жёлтыми и зелёными огнями. — Корпорации ослеплены жадностью, что раз за разом приводит их к принятию решений, ведущих к нищете. И чем беднее мы становимся, тем больше жадности я вижу в глазах окружающих. Это коллапс. — Количество огней увеличилось, но мнения сенаторов разделились, представляя весь доступный спектр. — Я мог бы попытаться что-то изменить в Республике, но сенат давно уже не принимает никаких важных решений. Коррупция и взяточничество поглотили свободу ведения бизнеса. Выхода нет. Но есть другой выход. Если Республика неспособна справиться со своими проблемами, то мы сможем решить свои, выйдя из неё. Здесь и сейчас я официально
