в футбол играть? Это же взрослые мальчики. Видишь, как они могут.
— Они меня и Даню обижали, а потом этот Рома — дурак тупой.
— Не плачь. — сказала мать и пошла за аптечкой в ванную (почему-то она у всех всегда находится или там, или на кухне). Елена сама с собой говорила о том, какой Рома плохой и как некрасиво поступил. Алёна Витальевна стала обрабатывать ей рану.
Впрочем, Елена поайкала, надела новые колготки и захотела пойти во двор, чтобы поиграть с Даней.
— Только с большими мальчишками не играй. Но лучше тебе уже дома посидеть.
— Мам, я ненавижу Рому.
— Нельзя такое говорить, просто не играй с ним.
Она и сама уже это поняла, но тяга к общению (Сергей сознательно стал её игнорировать) оказалась сильнее инстинкта самосохранения в этой девочке. Елена убежала доигрывать во двор. Её брат, утомлённый бесконечной чередой когниций36, вознамерился прошвырнуться по окольным дорогам. Поставил в известность мать и ушёл. Его почему-то жгла обида. Он наконец-то сменил русло своих помоев в голове. Он не хотел, чтобы в мире цвела эта вопиющая несправедливость.
У качелей напротив дома возле песочницы стояли четыре девочки. Одной из них была сестра. Сергей, напяливший чёрное пальто отнюдь не по сезону как бы невзначай подошёл к детям.
— Как дела, Лена? — без эмоций спросил брат.
— Не очень.
— Что такого?
— В меня мяч пнул один дурак, я колено разбила и живот теперь болит сильно.
— Как так?
— Я стояла на воротах. Рома сказал, что я играю плохо. Я сказала, что он сам плохо играет, он обозвал меня, я его обозвала, а он сблизи пульнул в меня мячом.
— Ясно. Я пойду погуляю. — сказал Сергей и отошёл от девочек.
“Я этого козла проучу, нельзя, чтобы Елена росла такой терпилой, как мать. Со двора будет бояться выйти. Не для себя, просто, это несправедливо. Так можно стать и чучелом Железнякова”.
Подобие футбольного поля было за соседним домом, мститель надеялся застать нарушителя на месте содеянного, всё-таки, без девочек в футбол приятнее играть и это не двухминутное занятие.
На поле было довольно много шпаны. Сергей насчитал семерых. Самый старший из них был на года четыре младше Колязина. Сергей подошёл к штанге, изрисованной фразами, нацистской символикой и коловратами и крикнул:
— Есть свободное место? Можно поиграть?
Какой-то веснушчатый паренёк с мячом объявил стоп-игру и, оценив взглядом вновь прибывшего участника, сказал:
— Да, можешь зайти в нашу команду, всё равно счёт один-один.
— Отлично, — выдавил из себя приятельский тон Сергей и стал подходить к каждому, жать руку и спрашивать:
— Тебя как звать?
— Ваня.
— Вадим.
— Жека.
— Роман.
Это был крепко сбитый голубоглазый мальчуган с барсеткой и выцветшими волосами, максимум — четвероклассник. Мститель хищно посмотрел на будущую жертву, но не подал виду и познакомился со всеми.
— Слышали, — продолжил он, — какая-то девочка визжала и бегала по улице, орала, что в неё кто-то мяч пнул.
Реакция была разная, но Роман сразу же заулыбался и продолжил за Сергея:
— А, это? Это одна дурочка — Ленка. Играть вообще не умеет. Мяч принять не может, вот и упала. И в слёзы сразу же.
— А что там такого произошло?
— Там ничего интересного, — продолжил за Романа веснушчатый, — на воротах стояла, ни одного мяча не могла принять. Ей сказали, что она играть не умеет. Она обзываться начала и грубить. И Рома в неё мяч запустил, она как тузик отлетела и разрыдалась, дальше обзываясь.
— А вы ей что? — хладел Сергей.
Дальше распинался опять Рома:
— Я сказал, пусть поплачется, а она начала грозится, что отомстит. Мы, естественно, не повелись на её провокации (откуда он вообще такие слова знает?) с тем, что она отца позовёт. Со своей подружкой и ещё каким-то хныбзиком она убежала в слезах.
— Забавная ситуация.
— А то, — поддакнул старшаку Рома.
— А тебя-то как звать? — прорезался голос у какого-то брюнетика.
— Меня? Меня можете никак не звать. Я всего лишь брат той дурочки-Ленки, которой живот отбили, ногу поранили, посмеялись над ней и не извинились, так Роман? — Сергей уставился на провинившегося. Уже даже самый тупой понял, что тут происходит.
Носитель чёрного пальто одним перехватом придвинул к своей ноге мяч, да так резко, что веснушчатый, стоящий на нём, чуть не упал.
— Ну что, Рома? Научить тебя играть? Или может обращению к младшим? Или к чужим сёстрам? Смелей!
Толпа мальчишек стала как-то сама собой рассасываться. Голубоглазый барсеточник стал пятится назад, мямля что-то невпопад:
— Я… Я-я. Это она начала, я ей сказал… То есть, она не так… Я-я…
— Я уже твою версию услышал. Становись на ворота, посмотрим, как ты хорошо играешь.
Он взял белобрысого Романа за шкирку и пихнул по направлению к штанге. Мальчугану даже нечего было сказать. Никто не захотел поучаствовать в воспитательном процессе, особенно после зверского тона Сергея. Какой-то шпингалет вставил:
— Мяч мой.
— Верну, когда мы подучим Романа хорошим манерам. — рявкнул мститель.
Мальчишка со щенячьими глазами стоял на воротах. И трепался, что он не специально, и сестра Сергея во всём виновата. Мститель проигнорировал его полуплаксивый тон.
— А ты видел, хмырёк малолетний, что ты ей сделал?
Голубоглазый опустил глаза.
— И когда сделал это, как ты себя повёл? Что ж, давай посмотрим, как ты на воротах стоишь, игрок.
Сергей подошёл к воротам на расстоянии четырёх шагов и своим видом показал, что будет бить отсюда.
— Не так же близко. — заскулил Роман.
— А ты в Лену, можно подумать, с середины поля целил? Гавнюк мелкий, над слабыми свою силу показываешь, посмотришь, каково это. Мы тоже посмеёмся, как ты тут рыдать от боли будешь. — он встал ногой на мяч.
Видок у Ромы был очень скверный. Наверное, это тот единственный раз, когда ему хотелось, чтобы принять мяч у него не получилось, и он улетел куда-то в ворота.
— Бошку свою прикрой, а то без неё останешься, ссыкло. По частям тебя родителям в посылочках пришлём. Принимай подачу! — Сергей отвёл ногу для пинка.
Тут Рома скрыл свою лицо за руками и стал голостно плакать. Может, в придачу, повысилась и кислотность его штанов. Мститель дал ему секунд пять и переспросил ором:
— Ну что, готов, Ромик!?
Тот воем пробубнел:
— Нет! Нет! НЕТ!
Носитель чёрного пальто и не собирался бить по мячу, в его стратегии не было место физической порке, а вот моральное насилие — это пожалуйста.
— Так что!? Не бить, сосунок?
— Ду-а-а. — взахлёб отвечал Рома.
— Пойдёшь сейчас извиняться, понял?
Тот кивнул. Мститель дал пас веснушчатому, в этот раз
