Когда за ним приехал Ирдан, он сам, услышав издалека его мысли, заперся в клетке, приняв вид смиренного заключенного. А дальше… Дальше было интересно. Иномирянка, змеелюды, приключения и аж целый бог другого мира…
Который, лежа на красных цветах, умирал.
Зар понимал это очень отчетливо.
Но, неожиданно радостно улыбнувшись, прошептал едва слышно одну фразу.
А потом накренился и упал прямо на иномирянку. Архей, подобный огненному валу, рванулся из его груди вверх и куда-то вбок, впечатываясь в тело Акатоша.
ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯКогда Зар, завалившись, неожиданно упал на меня, я вообще не поняла, что произошло. Я в это время, срывая голос, кричала сквозь слезы, чтобы Акатош вставал. Ирдана не было рядом – он еще не вернулся, но на мое плечо опустилась чья-то незнакомая рука. Один из песчаников, почти свесившись со своей скамьи, смотрел на меня прищуренными змеиными глазами – нехорошо смотрел.
– Помощь нужна, красавица? – мягко и ласково спросил он. А не пойти бы ли ему? Не до него сейчас.
Дернув плечом, я освободила руку, потрясла Зара, легонько постучала его по щекам. Чего это он? Может, от жары?..
Рукав хитона Зара задрался, явив очень знакомую черноту вен, и я похолодела от страшной догадки. Он – что? Отдал архей? Отдал его Акатошу!
Я, не веря себе, снова посмотрела на арену.
Акатош уже стоял на ногах, правда, не так чтобы уверенно. Вот только к нему уже бежал кто-то с оружием с середины арены. И кто-то еще. И еще.
…!
А дальше все слилось в какое-то сплошное месиво из событий.
***
Акатош с изумлением вздохнул полной грудью, потом еще – вдогонку, как будто не верил сам себе. А потом действительно себе не поверил, потому что огонь души из чужого мира был очень отличен от самой силы Акатоша. Другие, чужие боги наделили подарившего архей огнем, но огнем настолько сильным, что по телу Акатоша пробежала судорога, едва ли не выламывая кости. А после сознание бога затопило знанием – знанием душ, судеб, чувств, знанием другого мира.
Из глаз хлынули слезы, голова едва ли не взорвалась от сумасшедшей боли, но в следующее мгновение все прошло. Чужой огонь принял Акатоша, соединился с ним, стал частью его, а вместе с ним и дар Зара.
Акатош поднялся – ноги едва держали его. Оглядел место боя и застыл, ощутив эмоции людей, которые дрались друг с другом тут, совсем рядом. Гнев, страх, боль, ненависть, отчаяние… Сколько же вы вынесли, сколько же вам пришлось пережить, сколько вас мучали, били, унижали, втаптывали вас в грязь, подчиняли… Бедные! Бедные мои! Как же вам плохо и страшно…
Надо прекратить это! Сейчас же. Немедленно.
И Акатош, собрав свою решимость, медленно пошел к оружию, туда, где в алом бархатном ящике лежал его клинок, единственный источник его силы, рожденный вместе с ним.
Только вот обезумевшие, озверевшие бойцы не хотели подпускать Акатоша к середине арены. Двое из них, еще не получившие серьезных ран, преградили дорогу богу, гнусно ухмыляясь. Один из них, невысокий, крепкий, с такими длинными руками, что они почти касались колен, метнул в бога что-то быстрое, острое. И он бы попал, непременно попал в тело Акатоша – бог едва соображал, потрясенный новым даром.
Он бы попал. Если бы не тонкие, гибкие, как змеи, веревки, не сбили это острое и звонкое в полете. Эти веревки опутали запястья, ноги нападающих, рванулись вниз, словно живые, увлекая за собой связанных бойцов.
– Иди! Иди же! – заорал князь Заакаш, срывая голос.
И Акатош пошел. Медленно, неуверенно – тело все еще не хотело подчиняться полностью, словно бы онемело. Он слышал, как позади кричат, слышал, как разрывается в воплях народ, пришедший посмотреть на кровавое зрелище, а получивший вместо этого шиш с маслом. Слышал, как его неожиданный спаситель отбивается от стражи – даже не слышал скорее, а ощущал своим новым даром.
Но он не отвлекался. Все его сознание сузилось до бархатного ящичка.
Непослушные руки подхватили его. Щелкнул наконец замок, который никак не хотел поддаваться онемевшим пальцам, распахнулась стеклянная створка.
Первое прикосновение к клинку, с которым пришлось так надолго разлучиться, было ошеломительным. В кровь бога рванулась сила, первородная, дикая сила огня. Запылало острие, радуясь воссоединению с хозяином. А потом зажглось – весело, дико, как десяток бенгальских огней.
Живительная, пьянящая сила наполняла тело, и Акатош рассмеялся – звонко, громко, как ребенок. Заплясало в красных глазах пламя – все, что было в нем человеческого, ушло. Слабость, сомнения, боль остались там, до прикосновения к такой родной рукояти клинка.
– Схватить! – заорал кто-то наверху.
Акатош поднял голову. Увидел лицо Правителя Песков – испуганное, злое лицо подлеца.
Нахмурился, поднял пылающий меч. Гнев бога был объемным, почти осязаемым. Он ничего не сказал, просто коснулся своей позорной рабской метки на запястье. Она мгновенно истаяла под его пальцами, чтобы мгновением позже очутиться на запястье Правителя.
Над ареной висела страшная тишина, которая вдруг раскололась изумленными криками. Люди в черных одеждах вскакивали со своих мест, непонимающе глядя на свои запястья – рабские клейма исчезли. Мягкий, теплый огонь бога очистил тела рабов и от зелья, которое наркотиком порабощало их разум долгие годы.
– У тебя больше нет власти, – негромко сказал Акатош, обращаясь к правителю. И невольно, всей кожей ощутил его ужас.
Прикрыл глаза, избавляясь от нежеланных чужих чувств и эмоций.
– Отныне рабства не будет нигде в этом мире. Никогда.
Волна тепла пробежала по рядам зрителей, осела в их сердцах и разумах печатью запрета.
– Акатош, сделай что-нибудь! – неожиданно услышал он надрывный крик. Знакомый голос, близкий голос. Кто? Кто это?
Иномирянка!
Бог обернулся на крик. Она! Смотрит на него со слезами на глазах, а перед ней лежит мертвый мужчина.
Новый дар вспыхнул печально в огненных венах бога, будто заскулил брошенный пес, который никогда не увидит хозяином. Это он! Тот самый человек, который спас его, тот, кто так щедро одарил его.
Огненный меч запылал особо остро, прощально и истаял в воздухе, полностью слившись с богом, даруя ему всю свою силу без остатка.
А потом, в лучах полуденного солнца, вспыхнув отблесками пламени на красных цветах, возродился заново бог огня Акатош, творитель мира и жизни.
Зар, застонав, поднял голову и тут же оказался сбит на землю иномирянкой, которая, рыдая, кинулась его обнимать.
– Живой! Живой, дурилка! – проорала она что-то непонятное, лихорадочно ища его запястье и отсчитывая пульс. Видимо, не могла поверить.