это были вовсе. Экипаж «Магеллана» — люди, и отбыли эти люди из другой версии Земли в поисках нового дома. При переходе сквозь пространство-время что-то пошло не так, и эти люди оказались тут, в текущей версии Земли. Чем глубже Гаттак погружался в воспоминания Бора о его родном мире, тем сильнее убеждался в своей правоте. Мир, из которого прибыл Бор, развивался медленно, несколько раз терпел тотальный крах и раз за разом возрождался из пепла. Последняя цивилизация, представителем которой и являлся Бор, формировалась многие тысячи лет. Она развивалась медленно и мучительно, но в итоге преодолела барьер, который отделяет человечество от колыбели и позволяет выйти на новый уровень эволюции.
Нынешняя же цивилизация, ведомая Бором, за пару сотен лет преодолела путь, который другая ветвь человечества мучительно преодолевала тысячелетия. Сейчас люди на Земле, по сути своей, были детьми, подростками, получившими в свои незрелые руки опасные взрослые игрушки. Если проводить аналогию, то можно было сказать, что тело Родины развилось во взрослый организм, но коллективный разум этой ветви цивилизации по-прежнему оставался на уровне ребенка. Этот путь не был эволюционным, он был искусственным. Мозг человека не прошел один за другим все необходимые этапы адаптации — не было глобальных войн, голода, природных катастроф, техногенных катаклизмов, пандемий, выкашивающих человечество под ноль. Не было в истории Родины ничего из того, что закаляет разум, волю, характер. Гаттак смотрел сейчас на сильных мира сего глазами самого Бора. Смотрел и понимал — все эти клирики желтого и черного порядков, все эти Массеры, Фаэттоны, Бавры, Боровы, даже верховный жрец Дирк — все они дети. Дети не только в глазах многоопытного и всезнающего Бора, но и по сути своей. А все дети, как известно, наивны. Они не живут, а играют в свои игры. Изнутри эти игры кажутся сложными, жестокими и суровыми, но на самом деле они не что иное, как возня в песочнице. И именно этой наивностью Гаттак планировал воспользоваться.
А еще, изучая историю цивилизации Бора, парень вдруг осознал одну простую истину: Бор всеми силами старается воссоздать свой мир тут, на этой Земле. Причем мир этот он кроит по лекалам своего прежнего мира с той лишь разницей, что в его версии Земли была установка на запрет глобального смешения рас. Сам себя Бор называл ярым антиглобалистом и выступал против мультикультурности. Все расы, по его мнению, должны были оставаться чистыми и аутентичными. В его понимании здоровое общество могло развиваться и существовать только в жестком противостоянии друг с другом. Страны и народы должны были постоянно чувствовать соперничество, конкуренцию. «Только четкое ощущение того, что тебе постоянно дышат в затылок, — говорил Боровский своим последователям еще при жизни, — заставляет людей двигаться вперед, развиваться поступательно и выходить на новые уровни самосознания и культуры. Смешение народов, тотальный глобализм и стирание границ между странами неминуемо приведет человечество к вымиранию».
«Так вот почему ты разделил всех людей на высших и низших! — мысленно изумился Гаттак и ужаснулся своей следующей мысли. — Вот где скрыта первопричина всех войн на Земле!»
— Да, человек, — без намека на угрызения совести ответил Бор, — будь моя воля, вы с низшими жили бы душа в душу.
«Но зачем? Что тебе с нашей вражды?»
— Понимаешь ли, я был ограничен во времени. Мой враг все ближе, и мне требовалось подготовиться к его прибытию. Пусти я все на самотек, не подстегивай я вас к развитию, вы бы не вышли из феодализма и за тысячу лет.
«Но гибнут люди! Ни за что гибнут, понимаешь ты это, железяка чертова⁈»
— Я не железяка, не утрируй. Я продукт идей трансгуманизма, причем продукт конечный, я совершенное существо. Я уникален и на несколько порядков обхожу любое разумное существо во вселенной. Поверь, человечек, только так люди смогут достичь моих высот. Только путем, избранным мною для вас.
«Жаль только, ты нас не спросил, хотим ли мы этого! — злобно ответил Гаттак. — Ты не дал нам выбора!»
— Выбор, — хмыкнул Бор, — есть не что иное, как иллюзия. Нет ни выбора, ни свободы. Человек был, есть и будет заложником.
«Чьим заложником?»
— На роль надзирателя во все времена претендовали множество сил. Вы слабы, немощны, стало быть, вы заложники плоти, заложники своих же биохимических процессов. Вы любите, ненавидите, вожделеете, утоляете свои страсти — они вами движут. Вы не контролируете себя, вы просто не способны перешагнуть через этот барьер. Самые умные из вас испокон веков пользовались этим обстоятельством. Религия, атеизм, десятки идеологий, всё, чего достигло человечество в моем мире, служило одной единственной цели — поработить вас. Сделать заложниками системы, заложниками плоти, заложниками вещей и благ, которые вы сами себе понапридумывали.
«Но ты ничего не предлагаешь взамен! Тот мир, который ты строишь сегодня, здесь, на этой планете, он же ничем не отличается от того мира, откуда прибыл ты сам! Ты заменил их богов собой, навязал свою идеологию, разделяешь народы и заставляешь их воевать друг с другом. Чем же ты лучше?»
— Тот мир не имел конечной цели. Мой же мир ее имеет.
«И какую же? Ты предлагаешь всем стать такими же, как ты?»
— О нет, человек, до моего уровня я вас не допущу. Лишь единицы из числа избранных будут допущены близко к моему уровню, но я остановлю их развитие за шаг до их вхождения в бессмертие.
«И зачем тебе эти избранники?»
— Знаешь, — сказал Бор, — однажды я уже вел подобный разговор с одним моим врагом. Тот враг убил мою плоть, выиграл сражение, но все же я благодарен ему. Он указал мне истинную цель.
«Какую?»
— Я настолько велик, что мне некуда больше стремиться. Единственным выходом из этой ситуации может быть лишь один — создание равного себе. Я хочу развить мир до такого уровня, чтобы появились те, кто способен будет оценить мой гений, мое величие. Не раболепствовать, а оценить — это разные вещи. А за оценкой всегда идет признание.
«А ты не боишься, что за этим признанием наступит время зависти?»
— Именно поэтому я и остановлю их развитие за шаг до бессмертия. Достаточно для того, чтобы оценить мое величие, но маловато, чтобы низвергнуть меня.
Из этого мысленного диалога Гаттака выдернул голос Марши:
— Все, переходим в параллельный тракт. Стазеров там нет, в любой момент могут появиться боевые дроны-охотники. Оружие держи наготове, стрелять, надеюсь, ты умеешь. Нам предстоит марш-бросок на три километра.
Глава 26
Дерзко
Группе Гаттака повезло — на протяжении всего пути они не встретили ни единого дрона-охотника. Это, бесспорно, положительное обстоятельство сильно нервировало как Маршу, так и Бориса.
— Не к добру это, — прошептал повстанец, прикрывая выход Марши и Гаттака на поверхность. Он до последнего ожидал нападения дронов.
— А в чем проблема? — поинтересовался у него Гаттак, когда тот тоже выбрался на поверхность и занялся маскировкой люка, ведущего в подземный мир.
— В том, — с нескрываемой злобой ответил боевик, — что обычно эти тоннели кишмя кишат дронами. Не бывало такого, чтобы мы не теряли одного-двух наших людей ранеными или убитыми в подобных вылазках.
Марша пояснила слова Бориса:
— Мы долгое время искали способ безопасного передвижения по тоннелям Пустоши. На поверхности передвижения наших войск у клириков как на ладони.
Гаттак про себя отметил это слово: «войск». Не отрядов, не диверсантов — войск. Сколько же у них там людей?
— Наши ученые изобрели стазеры, — продолжала тем временем Марша, — мощные электромагнитные излучатели, нейтрализующие всю электронику в радиусе их действия. Средней мощности стазер действует в радиусе двух сотен метров. В средствах мы ограничены, а потому нам приходилось постоянно перетаскивать эти приборы с места на место, что существенно замедляло наши передвижения под землей. Но даже с ними нам не всегда удавалось выходить из стычек с дронами без потерь, ведь зарядов стазеров хватает максимум на сутки.
— Если есть вариант пройти поверху незамеченными, — подытожил Борис, заканчивая накидывать на крышку люка ветки и лесную подложку, — мы предпочитаем его. Но бывают операции, в которых без скрытного перемещения не обойтись никак.
Сами дроны Гаттака заинтересовали не сильно, равно как и способ их нейтрализации. Он изучал эту технику, еще будучи кандидатом в пилоты. Сейчас Гаттака занимал другой вопрос.
— Что же в них такого особенного, в этих тоннелях, что их так сильно охраняют? — поинтересовался он и тут же уточнил вопрос. —
