в ООО «Прекрасное рабство» на (@)Владимир Петров вместе с (@)Анна Сидорова и (@)Ира Кузнецова» . А вот и фото: Петр Иванов на заседании, Петр Иванов на корпоративе. Вот Петр Иванов на пляже, держит солнышко на ладошке, а вот подпирает Пизанскую башню, чтобы не упала.
Когда все это стало нормой, и ни у кого уже не возникало вопросов, зачем вообще иметь соцсети, а те, кто робко утверждал, что делать это не обязан, закрепились в общественном сознании как маргиналы, оставался последний шаг: запретить Петру Иванову хоть иногда быть ivpet 82. И вот тогда на арену вышли мессенджеры. Двойной удар WhatsApp и Телеграмма уже не оставлял человеку шансов опомниться.
На любом собеседовании при обсуждении обязанностей и условий теперь непременно говорят: «Ну, выходные у нас есть, но чаты нужно просматривать круглосуточно – это, в общем, вы и сами понимаете». И говорится это таким тоном, что не понимать действительно невозможно, а зачастую даже и не проговаривается: мол, все так живут и работают, скорее ненормально удивляться. Отныне Петр Иванов, сотрудник ООО «Прекрасное рабство», мог забыть не только о том, что когда-то мог быть ivpet 82, но и о том, что он, собственно, Петр Иванов. От него остался только сотрудник ООО «Прекрасное рабство», зарегистрированный в тысяче чатов, обязанный в любое время дня и ночи просматривать их и отвечать.
Я понимаю, что в Туркмении (и во всех других местах, где ограничивают деятельность соцсетей) руководствуются совсем не освобождением человека и возвращением ему счастья быть собой и радости от сохранения приватного пространства. В этих странах другие, не менее мощные способы понизить, назовем это так, уровень удовлетворенности человека жизнью. Но боже мой, как же звучит заманчиво:
– У нашего ООО больше нет доступа к мессенджерам!
– Невероятно! И что будем делать дальше?
– Жить. Так же, как жили раньше. Всего лишь лет десять-пятнадцать назад.
Правильно пережевать
Тарковский гений. Хотя бы из-за одного фильма «Солярис». Финал этого фильма – один из немногих в жизни, на которых я плакал; а так, чтобы не из-за нагнетания сюжета, а по-настоящему, из потаенных глубин души, так, чтобы очищение – наверное, и единственный.
Финал «Ностальгии» тоже хорош и красив, а вот сцена с самосожжением из того же фильма кажется мне фальшивой.
Но есть у Тарковского и другое сожжение – живой коровы в другом фильме. А также убийство лошади. Все – настоящие, чему есть множество доказательств. И этот факт я категорически не принимаю.
«Покажи зло, чтобы его искоренить» – это принцип, во-первых, давно не работающий, а во-вторых, допустимый в том же писательстве, где не существует никаких запретов. Убивать и калечить кого-то ради творческой задачи недопустимо. Нет такой творческой задачи, ради которой нельзя было бы без этого обойтись.
Максим Марцинкевич – некогда нацист, а под конец жизни либертарианец – не гений. Да и «Дау» – далеко не «Солярис». Художественной задачи у Марцинкевича вообще не было, никакой. Он зарезал живую свинью, чтобы поглумиться. Свинья для него что-то (или кого-то) символизировала.
Когда я встречаю материалы о погибшем (или совершившем самоубийство) в тюрьме Марцинкевиче, я всегда вспоминаю одно: это человек, который лишил жизни живое существо. Просто так, на камеру. И в общем, это единственное, что важно об этом человеке знать. И есть еще Илья Хржановский – всего этого дела режиссер.
Некто Птушкин – современный креативный горожанин. Вот что он рассказывает в интервью другому современному креативному горожанину Юрию Дудю: «Самая стремная вещь, которую я ел – живого осьминога. В Южной Корее есть такое традиционное блюдо: это такой осьминожек, которого тебе выкладывают на тарелку. Самая большая проблема – это правильно его пережевать. Потому что если ты его не пережевываешь, он присасывается к гортани, и пять или шесть человек в год умирает от асфиксии. И это страшная вещь, потому что ты кладешь себе в рот существо живое, которое хочет жить. Это реально стремно, неприятно. Но самое прикольное – что вся группа попробовала, не только я».
В Азии вообще популярны такие блюда (да и в Европе, в тех заведениях, что принято считать элитными): когда едят живую рыбу, например, политую всяческими соусам. Туристы толпами ломятся. Ни те, кто готовят, ни те, кто ест, вообще не принимают во внимание фактор жизни, лишь технологию приготовления и потребления: интересно, любопытно, вот и все. Здесь даже нет имитации каких-либо задач: это просто жизнь, вот и все. Это происходит в наше время, прямо в эту самую минуту, сейчас.
Прикольное. От гения всемирного масштаба до безликих обывателей. Что общего у всех них, бесконечно разных?
Ответ: никому из них нет оправдания.
Наш современник: памяти А.И. Казинцева
Александр Иванович Казинцев.
Мои воспоминания о нем таковы. На форумах «Липки» в Звенигороде, Ульяновске, мероприятиях при Союзе Писателей России неизменно встречался этот улыбчивый, доброжелательный человек. Он всякий раз здоровался, хотя я никогда не бывал на его семинарах, поначалу даже не зная, кто это: мастеров много, меня интересовали «Знамя», «Новый мир», «Дружба народов».
Никакого предубеждения по отношению к журналу «Наш современник», который представлял Казинцев, у меня не было. Я не раз встречал на тех же форумах людей, которые презирали «Современник», «Москву» как отсталые, с их точки зрения, журналы, но участвовали в их семинарах, так как там проще получить стипендию: конкуренция ниже. Этот подход всегда вызывал во мне отвращение. Я никогда не мог помыслить гадости в адрес каких-либо журналов – все они достойны уважения. Но попасть на семинары «Современника», которые вел Казинцев, я не стремился. Тем не менее при встрече с этим человеком было сложно не испытывать приязнь. А люди ведь нечасто вызывают заочную симпатию. Какая-то была в нем внутренняя радость, он источал любовь к жизни, распространял ее вокруг себя. Это вообще редчайшее свойство, а уж среди писателей, особенно возрастных!
Не знаю. Может, это мне просто казалось. Сильно позже я отметил еще одну деталь – внешнее сходство с преподавателем Нестором Петровичем из известного советского фильма, если представить Казинцева без бороды и усов.
На морского котика еще он был похож, вот что.
Я узнал, что он умер, когда об этом написали в СМИ. Но почему-то Казинцев вспомнился именно сейчас, потому и пишу о нем безо всякого, на первый взгляд, повода.
Мне все-таки довелось побывать на его семинаре – не в рамках «Липок», а на форуме Союза писателей России, где семинары Казинцева и Куняева (главреда «Современника») считались самыми крутыми. Ни атмосфера, ни разбор мне не понравились. Я увидел ограниченность в
