– Точно! – неожиданно воскликнул мистер Шеридан. – Лопни моя печенка, именно так Торнтон и говорил! Я запомнил его слова, потому что они возбудили мое любопытство.
Судя по искорке, мелькнувшей в глазах принца, судя по тому, как он задумчиво прикусил губу, он тоже все вспомнил.
– Далее! – продолжал Филип. – Разве не сочтете вы черствой и даже бессердечной женщину, которая как ни в чем не бывало садится на кровать рядом с трупом задушенной ею жертвы и ведет светскую беседу?
Теперь Филип рискнул бросить взгляд на Дженнифер. Дженнифер, совершенно потрясенная, ответила ему взглядом, исполненным ужаса. Руки у нее дрожали; она бы не смогла встать, если бы захотела. А он сравнивал ее лицо с лицом той, другой, и думал о том, как сильно он любит Дженни.
Ах, если бы ему удалось обелить себя и пройти вместе с ней через это испытание!
На задах Карлтон-Хаус поднялся сильный, порывистый ветер. Несмотря на закрытые окна, было слышно, как качаются деревья в парке. Вслед за яркой вспышкой последовал мощный раскат грома.
– Какого мнения, сэр, были бы вы о такой женщине? – спросил Филип у принца Уэльского. – Вчера поздно ночью я тайком пробрался в поместье «Пристань», чтобы добыть из ее спальни бутылку с вином. Сначала я встретил там леди Олдхем, а затем – мою жену. Жена села на кровать рядом с телом Молли и засмеялась. Спросите леди Олдхем! Сэр, именно тогда я… готов был сказать ей, что знаю: это она задушила Молли – тщательно подготовившись и хладнокровно. Однако она умна – по-моему, она догадалась, что мне все известно. Не могу сказать, заметила она у меня под плащом бутылку с вином или нет, но, уверен, она обо всем догадалась.
Меня разыскивали: в доме спали трое констеблей. Чтобы развеять ее подозрения, я вынужден был солгать и сказал ей, что, по моему мнению, она не виновата в убийстве. Но когда наша с ней беседа подходила к концу, меня словно озарило. У меня переменилось настроение, и я бросил ей вызов. Я сказал, что ухожу, и подстрекал ее позвонить в колокольчик, чтобы разбудить констеблей. Я спускался медленно – им бы без труда удалось схватить меня. Однако она не посмела звонить, боясь, что я всем расскажу о своем открытии.
Опираясь на трости, Филип с трудом сделал пару шагов.
– Те, кто вел следствие, несомненно, замерили длину шнура. Я же и так знаю, на какой высоте он был отрезан. Хлорис могла дотянуться до него рукой. Когда я уходил, ее рука лежала на шнуре. Так кто отрезал шнур для убийства? Чья рука оставила незапертой дверь спальни?
Принц поднял все свои подбородки.
– Леди Гленарвон – красивая женщина. Как правило, я не терплю в своем доме обвинений в адрес красивых женщин. И все же, – он прищурился, – мне показалось, что она ведет себя необычно, когда с улыбкой отправила мужа драться с Бристольским Молотом. Правда, ничего другого ей не оставалось…
– Нет, оставалось, – возразил мистер Шеридан. – Она могла бы поступить так же, как мисс Бэрд!
Нос у него пылал. Холерический темперамент взял свое: депутат от Стаффорда так хватил кубком по крышке фортепиано, что внутри звякнули струны.
– Дорогая моя, – обратился он к Дженни, – благодаря вашей самоотверженности и отваге – вы кинулись защищать своего любимого перед лицом самого принца Уэльского! – я и решился предоставить вам убежище. Истинная правда, я не шучу!
– Но я ничего не сделала! – вскричала Дженнифер, вспыхивая. – Я… знала, что Фил… Филип… побьет его! – Она оглядела всех пристальным взглядом. – Ваше королевское высочество, можно ли и мне, наконец, вставить слово?
– Мадам, – Георг-Август царственным жестом развел руки в стороны, – вы поступили благородно. Прошу вас, говорите! Даже если ваша речь будет такой же длинной и непоследовательной, как у моего достопочтенного батюшки.
– Но я вовсе не собиралась… – выпалила потрясенная Дженнифер.
– Не важно, мадам. Вы прощены. Продолжайте!
– Можно спросить? – вскричала леди Джерси, перебирая струны арфы. – Хлорис Гленарвон! Тоби Торнтон! – Она поморщилась. – Неужели она в самом деле любит его?
– Именно об этом я и собиралась рассказать, – заявила Дженнифер.
– Так рассказывайте, дорогая! Прошу вас! – оживилась леди Джерси.
– Я… мне не было известно ни слова, – волнуясь, начала Дженнифер, – до тех пор, пока я сейчас не услышала Филипа. И все равно, я могу вам многое поведать о ней.
Принц, закрывший глаза, когда заговорила леди Джерси, посмотрел на Дженни.
– Хлорис Гленарвон, – страстно продолжала та, – неспособна любить кого-либо, кроме самой себя, о чем нетрудно догадаться. Однако она по-своему любит хвастуна и задиру Торнтона. Пожалуйста, не смейтесь надо мной, но он в некотором смысле ее дитя, которое она защищает. Кроме того, она искренне и от всей души восхищалась им – его алым мундиром, его надменным видом, его великолепной осанкой, которую он держит до тех пор, пока его не ударят как следует – как Филип… – Она заторопилась. – Три раза Филип выставил его на посмешище. Перестала ли она любить своего полковника? Нет! Она еще больше возненавидела Филипа и еще больше ласкала своего великовозрастного любовника. Ох, неужели вы ничего не понимаете?!
– Я понимаю, – задумчиво прошептала леди Джерси.
– Дамы! – Принц поднял пачку бумаг. – Все это прекрасно для великосветской беседы. Но леди Гленарвон не могла убить горничную! У нас есть показания, говорящие о том, что в три часа ночи она была с… – Принц осекся и посмотрел на документы. Потом он перевел растерянный взгляд на Филипа.
– Да, сэр, – сухо заявил тот. – Она была, или предполагалось, что была, с самим полковником Торнтоном. Мне продолжать?
– Да! Да! Да!
– Моя теперешняя жена, – ожесточенно продолжал Филип, – иногда проявляет странную порядочность. Ее покой и удобства, как она полагает, всецело зависят от ее положения в обществе, ей выгодно изображать из себя добродетельную жену и верную служанку полуинвалида, то есть меня. Своим поведением она обманывала весь так называемый бомонд…
– Ей-богу, верно! – вскричал мистер Шеридан.
– …до тех пор, пока Молли, которая почему-то питала ко мне добрые чувства, не превратилась в тигрицу и не пригрозила выдать ее. Я все узнал, сэр, от человека по фамилии Хопвит, которого вы очень скоро увидите. После нескольких туманных и уклончивых замечаний относительно чувств Молли Хопвит добавил: «Она даже обещала рассказать…» – и вдруг заговорил о другом. И все же по здравом размышлении я догадался, о чем он хотел мне поведать. Моя добродетельная женушка искренне полагала, что о ее интрижке с Торнтоном известно только Молли. Она была слишком умна, слишком осторожна. Даже я, червь, мог восстать, если бы Молли заговорила. Я думаю, хотя ничего не могу доказать, что она давно замыслила убить Молли, только все не могла решиться и рискнуть. Возможно, она надеялась подкупить Молли, а может, полагала, что я проявлю трусость и предпочту ничего не заметить. В любом случае я скоро умру от сердечного приступа!
