И наслаждение от этого намного сильнее, чем сама рана дает о себе знать.
– Хватит, Алмаз.
Ловлю ее руку, будто очнувшись. Достаточно.
Что-то и правда я совсем начал размякать. Чертовка как-то ненормально на меня действует!
– Нужно еще перекисью обработать. Повязку наложить. Пожалуйста, Марат. Давай мы пойдем сейчас в комнату, ты ляжешь, а я все сделаю.
– Ладно.
Бурчу, чувствуя себя каким-то, на хрен, гребаным стариком. Обычно под такими словами подразумевать женщины должны совсем другое. И не она. А я такую команду должен отдавать. Предвкушая жаркое наслаждение губами и глубоким горлом!
А у этой… У нее даже горла глубокого нет! Да что ж такое, а? Чего я вдруг так на ней залип, интересно?
– Вот и все.
Лиля, сама морщась, залила меня перекисью и еще какой-то ерундой. Противовоспалительным, чем-то еще с антибиотиком. Намотала кучу бинтов. Прям гусеницей себя чувствую, которая в бабочку должна превратиться!
Теперь замечаю, как дрожат ее руки. И губы. Черт. Вот же твою мать! Надо было не ехать! Ну, а как не ехать, если она здесь? И хочется ее до одури? До ломоты в суставах?
– Что значит все?
Гремлю голосом, поднимаясь на постели.
– Лиля. Ты, я смотрю, расслабилась. Я дал тебе поиграться в медсестру. Но пора мне взять свое!
Член стоит колом. Давным-давно.
Еще с того момента, как только о ней подумал, приближаясь к дому.
И так столько сдерживался! А еще все эти ее нежные прикосновения! Она ж, как маленькому, мне еще и на ранку дула, когда заливала ее! Дует, а у меня в штанах все больше все разрывается. Член наливается кровью так, что она вся от мозгов утекает. Кажется, им сейчас можно убивать. Стены проламывать. Еще чуть-чуть, и мне самому им по лбу достанется так, что вырубит по-настоящему. А не как какая-то там ранка!
– Быстро. Ко мне!
Дергаю на себя.
Жадно обхватываю обеими руками ее сочную попку.
Все. Теперь не отвертится!
– Марат. Пожалуйста. Я не могу, – всхлипывает, и…
Охренеть!
Отползает! Она что? Еще и сопротивляется? И в этом мне перечит?
– Таааааааак!
Рявкаю, смотрю на нее , как на восьмое чудо света.
Или, вернее, как на совсем блаженную.
Мне. Не. Отказывают!
Вообще. В принципе!
А тем более, девчонка, которая вообще здесь только ради того, чтобы в сексе меня ублажать! Везде. Где захочу. И когда захочу.
– Лиля.
Кажется, пора кому-то объяснить ее место!
– Напомнить тебе, для чего ты здесь? И на каких условиях? Смотрю, я слишком добрый с тобой. Мой косяк. Больше такого не повториться!
– Ну прости. Я не могу. Не могу, понимаешь! Все время буду думать о твоей ране! А вдруг она расширится из-за движений? Закровит? Марат. Пожалуйста. Давай не сейчас. Ну, хотя бы не сегодня!
Черт. Ей что? Способ назвать, при котором мне и двигаться не надо? Или подтолкнуть головой к своему члену? Мне вообще. Только рукой придется поработать. Чтобы ритм ей задавать и в нее вколачиваться!
– Распустил я тебя, Алмаз. Совсем распустил. Ладно. Черт с тобой. Спи. Но завтра! Завтра ты уже не отвертишься! Все твои отмазки можешь оставить при себе! И даже вслух мне о них не говорить! Я возьму по полной!
И пусть не надеется, что сможет меня разжалобить своей неумелостью!
Какого черта я и так нормально удовлетвориться уже столько времени не могу? Ровно с тех пор, как этот камушек появился в моем поле зрения!
Пора расставить все по своим местам!
Глава 24
Крепко обнимаю свой Алмаз.
Пусть чувствует, что от меня не вырвется!
Прижимаю так, что у самого скулы сводит.
Странно. Первый раз просто лежу в постели с женщиной. С адским стояком и без нормального секса! Какого хрена?
Но ее тихое дыхание почему-то успокаивает. Дарит какой-то странный, непривычный уют. Разливается теплом… Где-то под кожей.
Сам не замечаю, как оно меня убаюкивает.
В полусне начинаю мягко перебирать волосы Лили. Приятно. Очень странное чувство.
Проваливаюсь в сон, кажется, чувствуя, как улыбаюсь. Охренеть. Я!
Черт.
Просыпаюсь от тихих всхлипываний.
Чувствую под простыней какое-то странное копошение.
Она что? Сбежать решила? Совсем обнаглела девчонка!
Напрягаюсь, заставляя себя не двигаться. Не выказать того, что я уже не сплю.
Хотя все естество просто требует сжать девчонку посильнее и взять уже наконец-таки свое!
Что она там делает?
Как кулаком прямо в лоб. Или сильнее. По мозгам!
Она ж ревет! А еще… Тихонько возиться по краю моей раны. Поглаживает и… Целует?
– Эй.
Ловлю ее руку. Рывком поднимаю на себя. В каком-то ослеплении смотрю в заплаканные глаза.
– Ну. Чего ты? Алмаз?
Стираю большим пальцем эти выступающие слезы. Черт. Почему они так режут? Прям колотая рана! Не думал никогда, что он слез какой-нибудь девчонки мне почему-то вдруг так больно станет! Будто все нутро выворачивает!
– Лиля.
Провожу пальцем по полуоткрытым губам. Медленно. Осторожно. Твою мать! Даже не о сексе думаю сейчас, а об этих вот ее тихих, нежных поцелуях.
Не для виду же делала. Чтоб меня разжалобить или притвориться, будто переживает. Ни хера. По-настоящему!
И внутри что-то дергается. Ошпаривает. Обжигает.
– Девочка. Это, видно, не для тебя все.
Провожу пятерней по волосам. В первый раз в жизни, кажется, не знаю, что сказать. Как подобрать слова.
– Ты как будто из другого мира, Лиля. Хоть и работала в том агентстве. Моделькой. Но мой мир другой. И тот, в котором ты начала вертеться. Он жестокий. Жесткий. Здесь ножевое это правда просто ерунда. Каждый день совсем другие, посерьезнее проблемы возникают.
– Это… Очень жестоко, – шепчет, а глаза снова влажными становятся.
Ну, что ж за черт!
– И больно, – добавляет, опуская глаза.
– Алмаз. То, что я сейчас скажу, больше не повторю. Уходи. Уходи из этого мира. Он просто не для тебя. Уезжай отсюда. Или займись чем-нибудь, что тебе больше подходит. Я денег дам. Охрану тебе тоже. Уезжай и больше никогда в это дерьмо не вляпывайся. Что?
Мотает головой. Губу закусывает.
Черт. Как ее отпускать?
Но я должен. Это и правда все не для нее. А она… Не для меня. Вот такая. Нежная. Слишком хрупкая. Я ведь сломаю. А не я, так мой образ жизни. Не выдержит девочка. Сорвется.
– Ты совсем ничего ко мне не чувствуешь? Это из-за того, что ничего не умею, да?
Дурочка.
Медленно,