мирно плыли навстречу звезды, но в кабине уже поселилась и напряженно вибрировала тревога. И Галя вдруг почувствовала себя лишней, ненужной. Осторожно повернувшись, толкнула тяжелую дверь и вышла в холодное, полутемное, но уже обжитое пространство.
— Ты чего долго?! — сразу обиженно закричала из своего угла Тося, почти невидимая в темном тулупе. — Я жду, жду.
* * *
…Нет, до этой ночи Галя и представить себе не могла, как может рушиться мирозданье. Это все надо было пережить… Сперва оно начинает крениться, медленно-медленно. Потом все быстрее и круче. Потом уже словно бы опрокидывается. При этом ты сперва теряешь центр тяжести, даже если лежишь кулем, укутанная в тулуп, потом теряешь точку опоры и начинаешь куда-то сползать, цепляясь при этом за все, что попадается под руку, за ребра мороженой туши, за свой же портфель, за холодный металл дрожащего пола. И в тебе при этом все словно переворачивается, смещается… За обледенелыми стеклами иллюминаторов давно все померкло. Там неслась, гудела кромешная снеговая мгла. Самолет в ней все время кидало и встряхивало. И Галя впервые в жизни чувствовала себя совершенно беспомощной. От ее усилий, ее желания абсолютно ничего не зависело, все было отдано в руки двум совершенно чужим, доселе ей незнакомым людям — пилоту Кочуро и строгому до суровости пареньку Феде. Словно нити двух жизней, ее и Тоси, были теперь в их руках. И все теперь зависело именно от их умения, от их воли. И Галя мысленно взывала к этой воле.
— Ты не забудь мне свой адресок московский дать! — крикнула рядом Тося. — Приеду когда-нибудь, и не признаешь, поди? — она лежала, крепко вцепившись в рукав Галиного тулупа. — Спросишь, где это мы с вами встречались? А я эх, кума, забыла? Помнишь, вместе тряслись-то по-над Чукоткой?
Пол под ними то и дело проваливался, на мгновенье оставляя их в невесомости. И эти жуткие мгновенья невесомости, полной потери опоры пугали до тошноты.
— Умора! — кричала Тося. — И как это в космосе люди еще работают? — В глазах ее Галя прочла какую-то отчаянную бесшабашность. — Ты держись давай. Держись, — показала Гале какую-то рукоятку в стене. Галя схватилась покрепче, уперлась ногами в тушу, которая при каждом крене все наползала, готовая придавить их обеих.
Лампочка под потолком то и дело мигала. Время, казалось, тянется бесконечно медленно, Галя уже потеряла ему счет. Порой тошнило, закладывало уши. И все почему-то казалось, что они в полой железной бочке, которая с грохотом катится куда-то в бездну. Но на руке своей она все время чувствовала маленькую крепкую руку соседки, и это как-то придавало силы. Удерживало в реальности. Ногу ей тушей все-таки придавило. Она ее выдернула и снова уперлась.
— Ты сядь! Сядь! — услышала она упрямый Тосин голос. — Лучше будет! Вроде ровнее пошли. Выкарабкиваемся. Ой, а я один раз у себя в пургу на кране тоже вот так попала. И из кабины вылезти страшно: метет, не видать ничего. И оставаться еще хуже. Вот натерпелась-то! — Привалясь к стенке, Тося тоже держалась одной рукой за поручень над головой, а из тулупа выглядывало красное пальто с несходящимися на большом животе полами. — Я когда в лифтах езжу, — говорила она, — всегда почему-то думаю, как бы не сорвался, не загремел. А что? Ведь оборвется ж когда-нибудь... Но, как говорит мой Толик, главное — не теряться… В последний момент знаешь, что надо? — Она взглянула на побледневшую Галю и озорно подмигнула: — Подпрыгнуть надо повыше. Ясно? Под тобой все в куски — а ты целехонька… Не веришь?..
Галя не выдержала, улыбнулась, приняв шутку:
— Тут скорость падения другая. — Она с трудом села в своем тулупе, сняла шапку, голова кружилась. — И потом, последний момент прозевать можно. — Эта Тося-Анастасия и удивляла, и нравилась ей все больше и больше.
А самолет действительно пошел ровнее, спокойней. Хотя временами еще подрагивал и кренился. Лампочка перестала мигать. Круги иллюминаторов посинели, точно цвет стал набирать силу.
— Скоро уж прилетим небось, — Тося обнажила на запястье золотые часики. — Сколько ж маяться можно… — И вдруг на мгновенье смолкла, произнесла сдавленно: — Ой… больно что-то. — На лице застыло выражение удивления, сама себе не поверила. И вдруг опять резко вскрикнула: — Ой… мамочки!
— Где больно? — Галя сразу поднялась. — Где? — оглядела ее: может, придавило? Но нет, туши и ящики были далеко.
А та вскрикнула снова и снова. Уже громче, протяжнее:
— О-о-ой! — Смотрела на Галю удивленными, испуганно округлившимися глазами: — Еще не легче. Ну ты скажи… Ой-ёй-ёй…
Потом вдруг опустила с поручня руку и, ухватясь обеими за живот, завыла протяжно и неестественно, головой замотала:
— О-о-о… О-о-о…
Пораженная догадкой, Галя стояла перед ней на коленях в смятенье, в испуге, не зная, что делать, что предпринять. Схватила ее жесткую, неподатливую руку. Бормотала, оглядываясь на кабину:
— Подожди, Тося… Тосенька… Потерпи. Сейчас прилетим… Сейчас.
Но та не слышала. Закатив глаза и багровея лицом, стонала громко:
— Ой… Ой…
Галя в растерянности вскочила. Торопясь, оступаясь на тушах, пробралась к кабине. Грохнув кулаком в дверь, распахнула ее. Крикнула в свет и тепло:
— У нее роды!.. У нее, кажется, начались роды!.. — На фоне приборов увидела тотчас же обернувшиеся к ней лица обоих мужчин, сразу изменившиеся, глядящие растерянно и беспомощно. Помолчала. С неожиданной очевидностью поняла, что помощи здесь ждать неоткуда, что предстоит как-то справляться самой. Поняла это и почти помимо собственной воли сказала резковато и даже уверенно:
— Да вы не волнуйтесь… Я это знаю… Не волнуйтесь. Я всё сама… — И, уже закрывая дверь, услышала, как Кочуро сразу же стал вызывать землю:
— Я — «Пчела-8»…
* * *
Тося встретила ее слабой улыбкой на побледневшем лице:
— Ой, вроде бы полегчало… Отпустило вроде маленько… И ведь не должно бы вроде. Рано еще. Я уж сто раз считала. Ну, думаю, доеду, а там уж… — она смотрела еще с надеждой, но как-то беспомощно, жалко. Ее шапочка куда-то слетела, и светлые короткие пряди разметались по черной овчине. — Может, всё и пройдет, а?..
Галя опустилась перед ней на колени, взяла в ладони ее потную, горячую руку.
— Знаю, больно, миленькая. Ты потерпи немножко. Всё хорошо будет. Всё хорошо, — торопливо, по-матерински, причитала она, сама не зная, откуда берутся у нее слова. — Всё хорошо будет, всё хорошо.
Но та с неожиданной силой вцепилась ей в руку побелевшими пальцами. Кривя рот, закричала надрывно и жутко. Она вытягивалась, словно ее ломало, трясла головой, хрипела. Завалилась на бок, пытаясь подняться. Но Галя быстро, почти бессознательно, каким-то наитием снова перевернула ее
