— Мы хотели попросить вас рассказать нам о себе, и мы бы желали услышать от вас правду, то, чему мы могли бы поверить.
— Я с удовольствием это сделаю. Я целиком и полностью на вашей стороне.
— Да неужели? Как мило! Сколько еще ваших парней поднялось сегодня на борт?
— Мне кажется, здесь больше никого нет. К тому же я думаю, что он — никакой не террорист. Обыкновенный психопат.
— Но вы были вместе с ним. Кто вы такой?
— Меня зовут Натан Цукерман. Я — писатель, американец. Я ездил в Израиль навестить своего брата, Генри Цукермана. Ханока. Он живет в ульпане на Западном берегу.
— Как вы говорите? На Западном берегу? Если есть Западный берег, то должен быть и Восточный. Так где же он? Почему вы используете арабскую политическую терминологию, называя эти места Западным берегом?
— Ничего я не использую. Я просто ездил в гости к своему брату. А теперь возвращаюсь в Лондон, где я живу.
— А почему вы живете в Лондоне? Лондон — такое же гребаное место, как и Каир. Там арабы засрали уже все плавательные бассейны в отелях.
— Я женат на англичанке.
— А я думал, вы американец.
— Я и есть американец. Я автор книги, которая называется «Карновски». Имя мое достаточно хорошо известно, если это может вам помочь.
— Если вы такой известный человек, зачем тогда спутались с этим психопатом? Говорите правду, чтобы я мог поверить вашим словам. Чем вы занимались вместе с ним?
— До этого я видел его только один раз. Я встретил его в Иерусалиме у Стены Плача. А теперь он случайно оказался в том же самолете, что и я.
— Кто помогал ему пронести оружие на борт самолета?
— Только не я. Послушайте, я тут ни при чем!
— Тогда зачем вы пересели на другое место, чтобы оказаться рядом с ним? И о чем вы так долго разговаривали?
— Он сказал мне, что собирается захватить самолет. Он показал мне свое обращение к прессе. Он сообщил мне, что у него есть граната и пистолет и что ему нужна моя помощь. Я тогда подумал, что он — чокнутый, пока он не вытащил настоящую гранату. Он переоделся раввином, и мне показалось, что он хочет разыграть спектакль, но я ошибся.
— Вы держитесь потрясающе спокойно, Натан.
— Уверяю вас, на самом деле я испуган до мозга костей. Эта ситуация мне совсем не нравится. И я также хочу вам заявить, что к этой истории не имею никакого отношения. Абсолютно никакого. — Я предложил ему для установления моей личности связаться по радио с Тель-Авивом, чтобы из Тель-Авива позвонили моему брату в Агор.
— А что такое Агор?
— Поселение, — ответил я. — В Иудее.
— Теперь это уже Иудея, раньше вы говорили про Западный берег. Вы что, думаете, что я — жопа с ручкой ручкою вовнутрь? На хрена вешать мне лапшу на уши?
— Ну пожалуйста, свяжитесь с ними. Тогда все прояснится.
— И без них все очень быстро прояснится. Скажи, чудила, кто ты такой?
Так продолжалось не меньше часа: кто вы такой, кто он такой, о чем вы беседовали, где он был, зачем вы ездили в Израиль, вы что, хотите, чтобы я перерезал вам глотку, с кем вы встречались, почему вы живете вместе с арабами в Лондоне, и сколько еще таких сукиных сынов, как я, сегодня находится на борту самолета?
Когда другой офицер службы безопасности вернулся из кабины пилота, в руках у него был кейс, из которого он вытащил шприц для подкожных инъекций. Увидев это орудие, я потерял контроль над собой.
— Проверьте, кто я такой! — заорал я во всю глотку. — «Радио Лондон»! «Радио Вашингтон»! В любом месте вам скажут, кто я!
— Мы и так знаем, кто вы такой, — утешил меня энергичный охранник, вонзая иглу в бедро Джимми. — Вы — писатель. Успокойтесь. Вы написали вот это, — проговорил он, показывая мне листовку «Хватит вспоминать!».
— Я никогда в жизни этого не писал! Это все он! Я не мог написать такую чушь! То, что я пишу, не имеет к этому никакого отношения!
— Но здесь изложены ваши идеи.
— Ни в коем случае это не мои идеи! Он вцепился в меня мертвой хваткой, как собака. Точно так же он вцепился в Израиль, со всем своим гребаным безумием. Я пишу только художественную литературу.
Тут он тронул Джимми за плечо:
— Просыпайся, деточка. Пора вставать. — Охранник ласково тряс Джимми, пока тот не открыл глаза.
— Не бейте меня, — заскулил он.
— А кто собирается тебя бить? — переспросил энергичный офицер. — Слушай сюда, кусок идиота. Ты летишь в первом классе. Мы предоставили вам лучшие места.
Голова Джимми скатилась ко мне на плечо — тут он впервые понял, что я тоже нахожусь рядом с ним.
— Папочка, — вяло пробормотал он.
— Продолжай, Джим, — подбодрил его энергичный офицер. — Это твой папаша?
— Я только хотел пошутить, — пробормотал Джимми. — Немного развлечься, и все.
— Зная, что твой папаша тоже находится на борту? — спросил энергичный.
— Я ему не отец! — запротестовал я. — У меня нет детей!
Теперь Джимми начал заливаться слезами, и похоже, на сей раз рыдал он всерьез.
— Натан сказал, сказал мне: «Возьми это». Возьми это на борт. Вот я и сделал так, как он велел мне. Он мне как отец родной. Вот почему я сделал это.
Как можно спокойнее я возразил:
— Ничего подобного. Никакой я ему не отец.
Тут энергичный офицер взял в руки черный бархатный футляр, лежавший на спинке кресла передо мной.
— Ты видишь это, Джим? Я получил эту вещь в награду, когда закончил обучение в школе борьбы с терроризмом. Прекрасное старинное еврейское оружие, памятник древней культуры, которое мне подарили за то, что я был лучшим учеником в классе. — Уважение, с которым он открыл футляр, не допускало никаких язвительных замечаний. Внутри футляра лежал нож — кинжал с изящной ручкой из янтаря длиной около пяти дюймов и острым стальным лезвием, изгибавшимся на конце, как большой палец руки. — Старинная вещь из Галиции, Джим, живое напоминание о гетто, которое пережило жестокие века. Похоже на нас с тобой, Джим, и на тебя, Натан. Эту штуку использовали в те времена, чтобы сделать настоящих евреев из только что народившихся младенцев мужского пола. Это был приз лучшему выпускнику в качестве признания его твердой руки и железных нервов. Теперь наши лучшие резники — мохелы — стали хорошо подготовленными убийцами. Что ж, быть может, для нас так даже лучше. А что, если мы ненадолго одолжим эту штуку твоему папочке? Посмотрим, будет ли он в силах повторить библейский сюжет и принести в жертву своего сына.
Джимми, повизгивая, смотрел, как энергичный охранник рубил кинжалом воздух над его головой.
— Золотой клинок против психов! — произнес он. — Лучший детектор лжи, изобретенный человеком!
