пор жив, ещё не получил ракету с беспилотника в форточку?
Об этом можно думать до рассвета, а с утра полно дел. Да и правильно, не правильно… от обязанности бороться его никто не освобождал. Биркин устроился в объятиях любовницы поудобнее и закрыл глаза.
Мексиканец
Все, кто советовал Делайле поговорить с Мануэлем Альенде, предупреждали: он козёл. Самый настоящий говнюк, редкостная старая сволочь — собеседника хуже найти трудно. Однако необходим именно он.
Журналистка не спорила: без подобного спикера материал не склеится должным образом. Речь идёт о мексиканцах, а рассказывать про них, не давая слова подобным людям — это всё равно, что энчиладу без острого соуса готовить. Или как снять кинофильм про Мексику без жёлтого цветофильтра.
— Ну да: я всё видел. Один из немногих, кто видел всё и до сих пор жив. Но даже с местными журнашлюхами просто так не разговариваю, а с гринго и подавно!
На «просто так» Делайла и не рассчитывала, но редакция была ради материала готова на многое. Оставалось уточнить…
— Ну, за щеку возьмёшь — тогда и поговорим.
Делайла успела только густо покраснеть, ещё даже слов в ответ не подобрала — а Мануэль уже заржал во весь голос, брызгая слюной и кашляя.
— Шучу, дура! Выпить купи для начала. Хорошего виски! А ещё мне нужно две тысячи триста двадцать два доллара.
— Ах… ну, это не проблема, но позвольте уточнить: почему именно такая сумма?
— Не твоего ума дела! Вот точно: рот под член заточен, спрашиваешь какую-то блажь. Виски на стол, до тех пор ни слова!
Как оказалось, пить в своей убогой квартирке Мануэль тоже не хочет, так что неопрятного старика пришлось вести в хороший ресторан. Не каждое тихуанское заведение держит однослодовый скотч. Особенно теперь…
Делайла чувствовала себя неловко. Окружающие или украдкой поглядывали на них с Мануэлем, или откровенно пялились. Явно задавались вопросом — зачем ухоженная молодая американка, безупречно одетая в деловом стиле и благоухающая самым модным парфюмом, притащила сюда это животное. Мануэль был плешив, беззуб, страдал каким-то кожным заболеванием и кошмарно смердел.
Что поделаешь, необходимо выполнять свою работу.
Мануэль на самом деле не являлся таким уж ценным свидетелем событий. Прочих выжило более чем достаточно, многие снимали творившееся на телефоны, остались записи с камер наблюдения, да и мексиканские репортёры отреагировали быстро. Вплоть до съёмки с вертолётов. Но старик Альенде стал одним из первых героев интервью с места событий, а интервью эти вышли яркими. Мексиканец мгновенно превратился в популярный мем, покоривший сначала «Реддит», а затем и весь интернет — вплоть до Китая.
Тогда ещё можно было смеяться над ситуацией: никто не знал, как далеко она зайдёт.
— Ну да, я всё видел. — начал мексиканец, неотрывно пялясь на грудь Делайлы. — Как началось, чем кончилось. И тех двоих видел... Агентов юстиции. Да, у них прямо на рожах написано было: наркоманы.
***
Илай Гонсалес и Луис Вильянуэва, агенты Управления по борьбе с наркотиками Министерства юстиции США, любили свою работу всеми фибрами душ, безнадёжно заблудших на извилистых тропинках психонавтики.
Особенно им нравилось работать в Тихуане.
Волшебное место! Вот идёт забор: справа от него — мексиканская Тихуана, а слева уже вполне себе американский Сан-Диего. Последствия понятны. Тут и нелегальная миграция, и трафик наркотиков, само собой — с мексиканской стороны на американскую. Обратно же каждые выходные ломится калифорнийская «золотая молодёжь»: дома бухать можно только с двадцати одного года. А в Мексике и по закону-то с восемнадцати, но документы в барах благословенной Тихуаны всё равно спрашивают редко.
Любовь Гонсалеса и Вильянуэвы к Тихуане зиждилась примерно на том же самом. Здесь никто не мешал доблестным агентам калифорнийского офиса УБН бороться с наркотиками самым верным способом.
Употребляли всё и любыми способами.
«Агентурной работой по ту сторону границы должны заниматься латиносы» — вещал шеф, никогда не подбиравший политкорректные выражения. На характерный насморк, которым Гонсалес с Вильянуэвой постоянно страдали, он тоже плевать хотел.
Работа зашла слишком далеко, как обычно.
Гонсалес проснулся, но не сразу понял это. Сначала показалось, что он — герой фильма про Вторую мировую: потолочный вентилятор его измученный мозг принял сначала за пропеллер самолёта, а затем за свастику. От последнего видения отделаться полностью так и не вышло.
Из туалета доносился голос Вильянуэвы:
— ¡Pendejo! Ты имеешь дело с Министерством юстиции! Я тебе покажу, твою мать!
Учитывая, что обе местные проститутки валялись задницами кверху возле Гонсалеса, на смятой постели — было непонятно, с кем общается коллега. Но это дело обычное. Вильянуэва — человек опытный.
Гонсалес кое-как слез с кровати, натянул трусы. Что трусы женские, явно принадлежащие одной из мексиканок, он обнаружил поздно: когда уже просунул ногу во вторую штанину. Стоило бы по этом поводу что-то предпринять, но агент УБН ничего не предпринял.
Коллегу он обнаружил стоящим на коленях возле унитаза: Вильянуэва увлечённо общался с чем-то или кем-то, сокрытым в фаянсовых глубинах.
— Так не пойдёт, Луис. У нас ответственное задание, от которого зависят национальная безопасность и возрождение рок-музыки. Мы немедленно должны отправляться на встречу с Рамоном. Она назначена на пять часов, и я не уверен: утра или вечера.
— А как мы его узнаем?
— Без паники: известны особые приметы. Он мексиканец.
Вильянуэву это вполне удовлетворило.
Сборы не заняли много времени: через несколько минут агенты вывалились из грязного подъезда на столь же грязную улочку. Солнце светило ярко, с океана дул свежий ветер — это придало Гонсалесу сил. А вот Вильянуэва занервничал, указывая пальцем на пляж.
— Это что?
Гонсалес обернулся и поначалу решил, что его до сих пор не отпустило.
— Может быть, это Рамон?
— Я представлял его иначе.
Было бы разумно предположить, что существо выбралось из океана, однако оно выглядело совершенно сухим. Да и океан, небось, даже в сотне метров от берега ему по колено: то, что стояло сейчас перед наркополицейскими, было выше любого здания в Тихуане. Гонсалес не смог оценить размер точно, даже с прикидкой на десяток метров туда-сюда, но…
— С небоскрёб ростом, сука!
— Но мы же ничего с утра не употребляли…
— Может, он употребил?
— Это Годзилла?
— Дурак, что ли? Это человек.
