— Я никуда и не поехала бы! — уверенно произношу. — С тобой я чувствую себя в безопасности.
Адам притягивает меня к себе, а я мельком смотрю на погром, и у меня сжимается сердце.
— Через час приедет Вика. Она поживет с нами некоторое время. Я не знаю, что они предпримут дальше. Пока я только поговорил с некоторыми людьми. Никто ничего не знает, но все они готовы оказать поддержку. Все будет хорошо, — утверждает Адам, и я не могу не верить ему.
* * *
Эти недели, что идет следствие, я с тяжелым сердцем отпускаю мужа на работу и с дикой радостью иду встречать его, когда слышу шум мотора. Мне все еще не верится, что это подвешенное состояние когда-то закончится. Я вся на нервах, Маша не может выйти погулять, поэтому хандрит, а у Родиона к вечеру поднялась температура и пришлось вызывать доктора на дом.
К счастью, ничего ужасного не случилось, он всего лишь простыл, у него обильные сопельки и покрасневшее горлышко. Доктор прописала нам противовирусное, капли для промывания носа и уехала, сказав, что приедет через три дня проверить динамику. Весь день я не нахожу себе места, сбиваю сыну температуру и стараюсь не подпускать к нему Машу, чтобы не заболела еще и она.
Только под вечер у меня появляется возможность немного отдохнуть, хотя тяжелые мысли никак не выходят из головы. Я переживаю из-за того, что Адам стал позже приходить домой. И что рано утром ни его, ни Вики уже нет в доме. Я чувствую себя фарфоровой вазой, которая стоит много денег, и из-за этого ее разместили под колпак.
Мне никто ничего не говорит, не рассказывает, но я и не спрашиваю, стараясь сделать так, чтобы хотя бы дома Адам не думал о проблемах, чтобы он мог расслабиться, отойти, перестать думать о том, что его ждет завтра.
Шум автомобиля отвлекает меня от мыслей, я быстро вскакиваю и вижу через окно Адама с Викой. Они вместе заходят в дом, я поправляю волосы, тщетно жду мужа в спальне, потому что он не приходит, вместо этого они идут в кабинет, который прислуга успела привести в божеский вид. Все, что мне достается — громкий хлопок двери. Я сажусь на край кровати и сама не замечаю, как сжимаю руки в кулаки и стону, как от боли, хотя на самом деле у меня ничего не болит.
Я дико устала засыпать одна. В последнее время это происходит все чаще и чаще. Я укладываюсь, Адам приходит позже, а когда я просыпаюсь, постель рядом уже пуста. То, что он спал рядом я узнаю по вдавленной подушке и смятым простыням. А еще по его запаху, который он оставляет на постельном белье.
Я решаю, что эта ночь не будет такой, как другие. Что я дождусь Адама и помогу ему расслабиться, стану его уютом, спокойствием, возможностью отвести душу. Когда стрелка часов переваливает три, меня начинает клонить в сон. А еще я понимаю, что в восемь меня разбудит Родион, который захочет поесть. Выходить из спальни и идти в кабинет не хочу. Муж работает, решает проблемы прошлого, вряд ли если я приду, что-то изменится, но спустя полчаса я таки встаю. Набрасываю халат на плечи и выхожу в коридор.
Перед дверью останавливаюсь в нерешительности, но все же нажимаю ручку и попадаю внутрь. Я ожидаю увидеть Вику и Адама, кропотливо сидящими над бумагами, но Вики здесь нет, а мой муж лежит на диване, укрытый пледом. Он спит, явно уставший после изнурительной работы. Я подхожу ближе, убираю стакан воды, который стоит на полу и укрываю Адама сильнее. Хочу встать и уйти, но муж неожиданно просыпается и хватает меня за руку.
— Я уснул, — с виноватой улыбкой произносит Адам. — Прости.
— Ничего, — улыбаюсь. — Я решила проверить, как ты тут.
— Мы работали, а потом я не помню.
— Идем в спальню? — спрашиваю, но когда чувствую, как рука Адама ползет по моей спине, касается поясницы, оголяя ее, замираю выдыхаю с хрипом.
— Иди лучше ко мне, — шепчет он.
Глава 55Адам
Ангелина доверчиво прильнула к нему, позволила себя поцеловать и засмеялась, когда он провел щетиной по ее щеке. Адам давно не брился. Было не до того, но ее, кажется, это не смущало. Она была такой, какой он ее помнил: запретной, сладкой, нежной и отзывчивой до такой степени, что сносило крышу.
Адам не знал, когда полюбил ее. Да что говорить, он не сразу понял, что это любовь, а когда понял, узнал о беременности жены. Бросать ребенка он не собирался, не хотел, чтобы тот рос в неполноценной семье, да и как смотреть в глаза ему, живя с сестрой его матери. Этого он не знал и отказался от нее. Отказался, чтобы быть счастливым спустя столько лет.
— Адам…
Его имя слетело с ее губ неожиданно для него самого. Он давно привык к этому “Адам” и забыл, что когда-то давно его звали Тимуром. Та жизнь осталась там, позади, там же, где и его лицо, от которого он успел отвыкнуть.
— Боже…
Она шептала эти слова, пока он медленно, нежно ласкал ее тело, пока целовал каждую его клеточку, упиваясь этой возможностью, которой раньше у него не было. Адам считал себя странником, который спустя долгие годы, наконец, добрался до оазиса.
В ее объятиях он находил спокойствие, страсть, ту самую гавань, в которой было спокойно и где не было жути и криминала. Адам не хотел марать руки, не хотел связываться с героином, каким бы слабым он не выглядел со стороны. Они с Викой искали выход, просчитывали ходы, думали, старались найти ту самую золотую середину, при которой их перестанут трогать.
Она была. Он мог откупиться, но не хотел начинать все заново, хотя умом понимал, что деньги не имеют значения, когда рядом она… и дети. Они давали Адаму жажду жить, бороться, делать все, что угодно ради них.
— Я люблю тебя, — прошептал ей на пике удовольствия, сжал в ее в своих объятиях и упивался тем, как она задрожала, ка впилась ногтями в его плечи и прошептала:
— И я… я тоже безумно люблю тебя.
Ради этого стоило жить. Ради ее взгляда, который она робко бросала на него, ради слов, которые она говорила, ради объятий, поцелуев.
Их близость была нужна ему, как воздух, как вода заблудившемуся в пустыне страннику. Он хотел, чтобы она была рядом. Хотел давно и желал этого сейчас. Она простила его, приняла его таким, какой он есть на самом деле, согласилась остаться с ним, растить вместе детей, он просто не мог ее подвести.
