Во рту у него пересохло, как от сильной жажды. А потом она к нему повернула лицо и уставилась своими черными бездонными глазищами. Конец света в них увидел, не иначе.
И словно бес попутал.
Медленно протянул руку к узелку ее купальника, который так удачно оказался сбоку, а не под спиной. Сам не соображал что делал, но все это время они как завороженные смотрели друг на друга, забыв как моргать. Потянул на себя мокрый шнурок.
Она не возражала, молчала. Только дышала часто-часто. А он, наоборот, как будто задыхался, кислорода не хватало. Воздух был слишком горячий, раскаленный. Такой, что обжигал горло и мучил легкие в груди. От такого каждая клеточка тела плавилась.
Узелок развязался, и он, как в замедленной съемке, отодвинул ткань в сторону, мгновенно почувствовав, как в ушах начинает кипеть кровь. Да и по всему телу тоже.
С Эмили они уже давно не одну собаку съели в этом вопросе, но почему-то именно сейчас он ощутил некий страх и дикий выброс адреналина.
До нее оставалось каких-то пару сантиметров, но прикоснуться к ней он не успел. Из каюты донесся голос ее матери. Она звала свою дочь.
Вспыхнув и очнувшись, девушка подпрыгнула, возвращая чашечку купальника на место, принялась лихорадочно завязывать на стопятьсот узлов, возвышаясь над ним. На него даже не смотрела, отвернула пылающее лицо.
Все это время Алекс молча наблюдал за ней, продолжая лежать на спине. В голове была абсолютная пустота. Ничего. Он научился освобождать разум от ненужных переживаний и нелепого рефлексирования. И девицу оттуда сразу же вышвырнул.
Это просто океан и солнце, и юность. Ничего больше.
Вот только, невиданное дело, эпизод этот настырно всплывал в его памяти много раз, даже тогда, когда он этого совсем не хотел. Он даже бывало в ярость приходил, когда инцидент на яхте возникал перед глазами в самый неподходящий момент. Например, когда они с Горилиной вместе стояли у доски, решая разные задачи. Или, когда она бежала перед ним на уроке физкультуры.
Потом смирился. Как со странной болячкой. Которая вроде бы и есть, но общего ухудшения самочувствию не приносит. В конце концов, этот эпизод был наполнен только будоражащей эстетикой, не более того. И он позволил ему всплывать на поверхность, когда вздумается, больше не гнал от себя.
Сегодня утром позволил. Когда они почти столкнулись носами. И той ночью, когда целовались позволил.
А сейчас Алекс Торнхилл неожиданно осознал, что это вызывает в нем отклик, вытаскивает наружу целый вихрь чувств, не прибивается пылью, как другие, пусть и тоже приятные, воспоминания. Ему, оказывается, всегда хотелось большего. Хотелось прикоснуться, тогда на яхте. Но он этого никогда не понимал.
«Может, потому что ты никогда не любил?»
Ударила точно в цель, как он думал тогда.
Сейчас только улыбнулся этому. Они многого не понимали, оба. Их совместное детство, юность, их местами тяжелое, местами счастливое прошлое — все это не наказание, не карма, не испытание.
Это чертово предназначение. Она создана для него, а он для нее. Вот так просто. Их линии жизни навсегда пересеклись в тот момент, как пересеклись их взгляды сквозь толщу мутного стекла школьного автобуса.
Диана Горилина, девочка из детства, девушка из настоящего… Она станет женщиной его будущего.
— Привет. Сделаешь мне коктейль?
Словно в подтверждение силы Судьбы, она оказывается прямо напротив него, в этот миг, когда он думал о ней. Алекс даже не удивляется, а губы и вовсе неосознанно растягиваются в улыбке.
Тепло оглядывая ее восхитительную фигуру в красивом платье, он кивает.
— Непременно.
ГЛАВА 25
АЛЕКС
— Я вот решила заскочить, — на ее щеке появилась ямочка от улыбки. — Ни разу не была в баре.
— Я тебя ждал.
— Вот как? Значит, я зря сомневалась. Думала, тебе не до меня будет.
— Ну, к сожалению, все время с тобой болтать не смогу. Но сегодня группа неплохая выступает, ты можешь послушать живую музыку, пока я в запаре буду носиться за стойкой.
— Хорошо.
Диана убрала волнистый локон за ухо и присела на свободный табурет, а он принялся делать ей мохито. Просто хотел, чтобы она немного расслабилась и чувствовала себя свободно.
На ней было облегающее платье мятного цвета, выгодно подчеркивающее ее оливковую кожу. На лице косметика. В меру, но ему отчего-то все равно хотелось взять салфетку и вытереть ее губы, избавить от неестественного блеска. Парень уже заметил несколько заинтересованных взглядов, брошенных в ее сторону. Справа от нее уселся душноватого вида мужик, слишком для нее взрослый. Повернулся к ней, с удовольствием разглядывая.
— Девушка, вы просто невероятно красивы. Напоминаете кинозвезду, — зарядил он.
— Эээ, спасибо, — растерянно пробормотала она, залившись краской и отвернувшись от него.
В Алексе мгновенно поднялось раздражение, захотелось всех этих павлинов разогнать вонючей метелкой из подсобки.
Как назло вечер был дико загруженный, но она заверила его, что все в порядке, и ушла поближе к сцене. Слушать музыку, как он и советовал. Только вот у Алекса настроение совсем в ноль упало, потому что со своего места он видел, как к ее уху наклонился одетый с иголочки франт. И не такой уж старый. Она что-то ему отвечала, они смеялись.
— Эй, ты чего такой напряженный, Малыш? — с издевкой спросила Тэмми, и проследила за его взглядом. — Девочка не обращает на тебя внимания? Добро пожаловать в реальность, где бабки правят миром.
— Она не такая, — вырвалось из него.
— Ну да, мы все не такие, — усмехнулась Тэмми. — А я вот тоже, знаешь, почему-то не обращаю внимания на обычных работяг, что приходят сюда в пятницу, пропустить три бокала пива. Нет, но я строю глазки мужчине, у которого дорогие часы на руках, вот как у тебя, и дорогущий Гленфарклас лохматого года в бокале.
— Тэмми, не трави душу, и без тебя тошно.
Алекс взял новый заказ и с упоением принялся за работу. Лишь бы не смотреть в ее сторону. Уже даже жалел, что позвал ее сюда. Это для него стало пыткой — наблюдать, как она радуется мужскому вниманию, и совсем не против флирта с незнакомым мужчиной.
Стиснув хрупкий бокал в руке, сам не заметил, как сжал его слишком сильно. Раздался звон и следом собственное шипение. Рука сжимала острые осколки.
— Эй, полегче, — удивленно подошла Тэмми. — Все так серьезно?
— Серьезней некуда, — отрезал он, осторожно стряхивая осколки.
— Ты в порядке? Иди промой рану.
— Я в порядке.
— Ты собираешься пугать посетителей кровью в напитках? — недовольно отчитывала барменша. — Иди сюда.