Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
Проехали несколько верст, поддерживая пустой разговор. Внезапно Обольянинов спросил Гольца:
— А расскажите-ка нам, дорогой барон, как вам все же удалось отыскать князя?
— Это оказалось не так сложно, — усмехнулся тот. — В Липецке, на водах, я всех расспрашивал о князе, и какая-то всезнающая старушенция рассказала мне, что князь завел здесь новое знакомство. Она же, кстати, сообщила ваш петербургский адрес. Вернувшись в Москву, я узнал, что князь отбыл в столицу, и поспешил за ним. Я догадался, что, будучи на водах, вы пригласили князя в гости, и он наверняка остановился у вас…
— Так вы следили за моим домом? — между прочим поинтересовался Обольянинов.
— С этой целью я снял номер в гостинице, напротив вашего дома, — признался Гольц, — и обзавелся вот этой штуковиной…
Барон достал из кармана плаща несколько цилиндров и быстро скрутил их вместе, так что получилась маленькая подзорная труба. Он протянул ее графу. Тот повертел трубу в руках и, посмотрев через нее на Белозерского, спросил:
— Наверное, при помощи этой штуковины вы не только следили за князем, но и узнавали обо всем, что творится в моем доме?
— Уверяю вас, кроме князя меня ничто не интересовало, — заверил барон, положа руку на сердце.
Когда Обольянинов вернул ему подзорную трубу, он так же быстро раскрутил ее и спрятал.
— Князь провел в моем доме почти неделю. Почему вы так долго выжидали? — продолжал расспрашивать граф.
— Дело в том, что наш драгоценный Илья Романович никогда не оставался один. Я же хотел получить свои деньги без свидетелей.
— А каким образом вы узнали про бал-маскарад? — допытывался Обольянинов.
— Это было просто, — фыркнул Гольц. — Я заметил, что вы с князем зачастили в некий магазин безделушек и редкостей, и как-то заглянул туда после вашего ухода. Сеньор Тоньяцио, старик-хозяин, оказался весьма словоохотлив. Он даже показал мне эскизы костюмов, которые вы заказали в его магазине для бала-маскарада, и поведал трогательную историю о том, как вы обвенчались с его дочерью, восстановив против себя весь Петербург. Оказывается, благодаря вам он из шарманщика превратился в преуспевающего торговца.
— Старый осел! — в сердцах выругался Обольянинов.
— Зря вы сердитесь, граф, — снисходительно заметил Гольц. — Тесть вас боготворит. От него я узнал, когда и где состоится бал. Оставалось только нанять извозчика и последовать за вами в Павловск.
— Что ж, поздравляю! — неожиданно весело воскликнул граф. — Вы могли бы сделать блестящую карьеру сыщика, но, увы, это вам не суждено…
В руках у Обольянинова неизвестно откуда возник длинный обоюдоострый нож. Не медля ни секунды, он ударил Гольца в грудь. Раздался страшный крик. Кричал, однако, не барон, а Илья Романович, который до этого тихо сидел, нервно теребя в руках маску Прозерпины. Из груди барона вырвался только тихий хрип. Он заерзал, пытаясь, очевидно, встать, его правая рука упала на колени Белозерского. Левой он проделал в воздухе несколько хватательных движений, словно хотел дотянуться до горла Обольянинова и задушить его. Но рука, не найдя цели, безжизненно упала. Барон испустил дух.
Обольянинов что-то крикнул кучеру по-итальянски и стукнул в переднюю стенку. Карета остановилась. Он приоткрыл дверцу и позвал слуг. Обернувшись, граф заметил, что правая рука мертвого барона все еще лежит на коленях Белозерского, сжимая маску Прозерпины. Илья Романович не смел шелохнуться, чтобы отодвинуться от своего страшного соседа.
— Да заберите вы у него маску, князь! — приказал Обольянинов и с улыбкой добавил: — Теперь он узрит эту подземную богиню воочию.
Слуги проворно вытащили из кареты тело барона и понесли его в лес.
— Я обещал прийти на помощь в трудную минуту, — напомнил граф, вытирая нож носовым платком с собственными инициалами. — Что ж, больше у вас нет кредитора.
— Можно было… как-то… иначе… — пробормотал Илья Романович, слабо шевеля бледными губами.
— Неужели вам жаль этого мерзавца? — рассмеялся Обольянинов. — А он бы вас не пожалел, раздел бы до нитки.
Граф убрал нож под диванчик, на котором сидел. Там имелся тайник, которым он, судя по непринужденности движений, пользовался не впервые.
— Для вас все складывается как нельзя лучше, — подытожил Обольянинов. — Но помните — и вы теперь должны помочь мне, если понадобится…
Илья Романович почувствовал, что у него оледенели внутренности. «Гольц был куда лучше, чем этот!» — с ужасом подумал он.
Глава одиннадцатая
Гусар и разбойник на государственной службе
Двоюродный дядюшка Савельева был еще бодрым, деятельным старичком, больше всего на свете любящим читать нравоучения и оказывать благодеяния. Он, как и следовало ожидать, встретил любимого племянника с распростертыми объятьями. «Давненько ждал тебя в гости, Митенька, — признался со слезами на глазах Родион Михайлович, — а ты не едешь да не едешь…» «Были неотложные дела», — скупо оправдывался Савельев. В сущности, он уже не понимал, зачем приехал к старику. Исчезла надежда, которой он жил прежде — выпросить денег и вернуться в Савельевку «докучивать». Усадьба потеряна, податься некуда. Поэтому, когда за обеденным столом дядюшка вдруг произнес нараспев: «Зна-а-ю я, голубчик, твои неотло-о-жные дела. Мне губернатор ваш костромской Пасынков Николай Федорович все геройства твои подробно расписал…» — Дмитрий неожиданно почувствовал облегчение. Не нужно врать, изворачиваться, все кончено, еще не начавшись. Он никак не предполагал, что дядюшка водит знакомство с губернатором и даже состоит с ним в переписке. «Денег старик мне теперь точно не даст! Пойду я по миру с сумой», — заключил про себя Савельев.
Дядюшка, встав на благодатную почву для нравоучений, принялся отчитывать племянника за распущенность и пьянство. Нотации лились рекой, и потому кулебяки со стерлядками не лезли Дмитрию в горло, как ни расхваливала их смущенная тетушка. Он комкал салфетку, гадая, отчего ему до сих пор не показали на дверь.
Но дело было в том, что старый екатерининский генерал, бравший с великим Румянцевым Измаил и Аккерман, Хотин и Вендоры, разменявший уже седьмой десяток лет, не имел собственных детей. Оттого он присматривался к многочисленным племянникам. Митеньку дядюшка отличал с малых лет и позже, когда тот воевал на Кавказе и с турками, несказанно им гордился. Однако разгульная жизнь Савельева его не на шутку огорчила. Излив на гостя весь свой запас нотаций, Родион Михайлович отложил вилку и внушительно произнес:
— Пора тебе остепениться, голубчик. Пора стать солидным человеком.
— Пора, дядюшка, — согласился Савельев, продолжая терзать салфетку.
— Коль не можешь нынче из-за хромоты бить в полную силу врага, надобно продолжить службу в статском звании. Конечно, из-за худородности твоей да необразованности больших чинов тебе пока не видать, как собственных ушей. Да и в армии ты до генеральских погон не дослужился… — Дядюшка сделал паузу, как бы давая племяннику время осознать свою ничтожность. — Начинать придется с малого. Снимешь скромный домик на Петербургской стороне, как все мелкие чиновники, и заживешь потихоньку. А там, глядишь, женишься, детишек заведешь. Коли захочешь по службе преуспеть, поступишь в университет — какие твои годы! Университетское образование ох как нынче ценится! Без него теперь до статского советника не допрыгнешь!
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
