легковушка притормозила и высунувшийся в окошко водитель что-то спросил у полицейского. Тот отрицательно помотал головой, что-то сказал в ответ и махнул рукой. С руки слетели мокрые капли. Легковушка уехала.
На рынке купил по быстрому молока, десяток яиц и хлеба. Ну и полуфабрикатов разных. По причине дождя очередей почти не было. И стараясь не провалиться в жидкую грязь запрыгал по сохранившемуся участку пешеходной дорожки к дому. На всё про всё около часа потратил, не более. Не быстро, но так ведь дождь.
Теперь на обочине стояло уже две машины. Всё та же патрульная и старая неотложка с красным крестом. Мужчины в луже уже не было, но машины почему-то не уезжали. Невольно заинтересовавшись, я решился подойти ближе. Всё равно уже промок, а ситуация не кажется опасной. Оба молоденьких полицейских держались неуверенно-виновато. То один, то другой попеременно, и со смешным выражением любопытства на лице, заглядывали в распахнутые сзади створки. Я подошел вплотную и тоже заглянул. Полицейские обернулись на меня, но отгонять не стали. Сразу отвернулись и о чем-то по-своему (*имеется в виду не по-русски) возбужденно зашушукались. Внутри «скорой» на носилках лежал давешний мужчина и с его одежды на пол машины вялыми струйками стекала вода. Врача внутри, конечно, не было. Пожилая поджарая медсестра что-то энергично делала над верхней частью «трупа». То склонялась над самой головой, то подносила к обнаженной груди какие-то штуки, от которых которых к потолку «скорой» тянулись провода. Забыл, как они называются. Потом цикл повторялся. Всё это очень энергично, быстро, почти бесшумно и завораживающе жутко. В руку лежащего была воткнута игла с трубкой от капельницы. Её на весу, согнувшись в три погибели, держал в руках, наверное, водитель «скорой». Что тут скажешь?..
Медсестра не обращала на нас никакого внимания. Я думаю, она меня даже не заметила. Водитель тоже стоит согнувшись, спиной ко мне. Полицейские опять зашушукались и не смотрят. Я, воровато оглянувшись, решился вмешаться. Зачерпнул энергию и сформировал глиф. Нет, так не пойдет. Надо, чтобы заклинание поддерживало жизнь даже в моё отсутствие. Протянув дрожащий как язычок пламени жгут энергии внутрь машины, я прикрепил глиф на серебряный крестик на шее умирающего. Может так и неправильно, но ничего лучшего мне в голову в тот момент не пришло. Запитал энергией и разорвал связь. Уф. От напряжения, кажется, даже давление подскочило и пот выступил. Медсестра так и не обернулась.
Минут десять мы с полицейскими мялись под проливным дождем. Я — не решался отойти. Они — не решались первыми заговорить. Мужчина всё не умирал. А потом дверцы скорой наконец захлопнулись, и завывая сиреной и разбрызгивая струи из-под колес, подпрыгивая на скрытых под водой ямах машина помчалась по проспекту.
— Знакомый?
Слегка вздрогнув, я обернулся к обратившемуся ко мне полицейскому.
— Не. Показалось.
— Может и выкарабкается. — Неожиданно произнес напряженно размышлявший о чем-то его молчащий доселе напарник.
— Ну, мы поехали. — почему-то с извиняющейся интонацией сказал мне первый. Как-то странно дёрнул рукой, но на меня напало какое-то оцепенение, может — отходняк, и я никак не отреагировал на его попытку рукопожатия.
Полицейские неловко забрались в свою машину и выпустив густой выхлоп некачественного бензина уехали вслед за «скорой». А я так и остался стоять на улице. По лицу смывая пот стекали холодные струи. Дождь заканчивался.
Я плохо помню, как добрался до дома. Тело бил озноб, ноги подгибались и меня шатало как пьяного, голова кружилась. С трудом дополз до кровати и завалился на нее даже не разуваясь.
Спать…
Эпилог
Пусть нету ни кола и не двора,
Зато не платят королю налоги
Работники ножа и топора —
Романтики с большой дороги.
(припев)
Не желаем жить, эх, по другому,
Не желаем жить, ух, по иному.
По краю ходим мы, по краю ходим мы,
По краю ходим мы, по краю родному.
Прохожих ищем с ночи до утра.
Чужие сапоги натерли ноги.
Работникам ножа и топора —
Романтикам с большой дороги.
Нам лижут пятки языки костра.
За что же так не любят недотроги
Работников ножа и топора —
Романтиков с большой дороги?
(Анатолий Горохов, Олег Анофриев
из м/ф «Бременские музыканты»)
Игроки Игорь и Влад 16-ти и 17-ти лет, примерно третий месяц от старта Игры
Точка входа: Государственное Учреждение «Социально-Реабилитационный Центр для несовершеннолетних №???». РФ, г. N-ск.
Деревня производила гнетущее подавляющее впечатление. Мелкий белесый пепел еще кружил в воздухе. С треском бросая редкие крупные искры, вяло потрескивало пламя в прогоревших руинах домов. Тяжелый сладковато-желтый дым уже почти полностью сдуло ветром и только редкие его клочки ютились по пожарищу, щекотали ноздри ароматом жареного и смрадом разложившейся плоти. Было безлюдно, только каркало в отдалении воронье, сбившееся в стаю над особенно сильно выгоревшими руинами.
Удивленно оглядываясь на открывшуюся картину в центре сельского Круга Возрождения, неуверенно жались друг к другу два подростка. Внимательный наблюдатель с высокой долей вероятности определил бы в них братьев. Впрочем, кроме птиц, никаких наблюдателей в окрестностях не было.
— У них тут что, война была?..
— Ага, Мамай с товарищами прошёл. — Второй подросток нервно оглянулся на границы площади, где над обугленными остовами бревенчатых стен и вздувшимися непрогоревшими горбами просевших крыш скорбно возвышались закопченные остовы печных труб. — Хатынь, мля… Что «откуда я знаю»? Кто стартовую локацию выбирал, ты или я?! Ведь говорил же, что выходить в городе надо. Да и Система предупреждала…
— Да что она предупреждала? — Обрадованный возможностью переложить ответственность на другого возмутился младший. — Мне в меню только и сказали, что «из-за незначительных естественных изменений игрового мира данная стартовая локация не рекомендуется для посещения».
— Ай, оставь. — Влад досадливо поморщился и бросил новый взгляд на пожарище. — Давай лучше в руинах пошарим.
Через секунду воспрявшие духом неофиты с загоревшимися глазами уже шагали на поиски сокровищ. Стоящий
