Посидев несколько секунд – как раз пока Доминика зашла в дом, я в пару глотков опустошил свой бокал. В котором с того самого момента, как наполнил его в самом начале беседы, вина практически не убавилось. Поставив пустой бокал на стол, я налил его – до краев, и снова выпил в несколько глотков. После встал и пошел.
Только не по гравийной дорожке к выходу, где меня ожидала машина, а следом за Доминикой – в дом. Потому что ее намек не понять сложно. И ее бокал со стола я, кстати, тоже захватил.
В холле Доминики уже не было. Но, зайдя внутрь дома, услышал эхо закрывшейся двери наверху. Поднявшись по лестнице, прошел по галерее и подошел к комнате, в которой – как мне показалось, скрылась владелица виллы. Положив руку на ручку, я подумал несколько секунд, после чего открыл дверь.
Доминика стояла у трюмо с зеркалом. Волосы ее уже были распущены, густыми локонами спускаясь на плечи и ниже, почти до талии, а рука лежала на плече. Как раз в тот момент, когда я зашел, Доминика потянула лямку туники, оголяя плечо.
Наши взгляды – через отражение зеркала, встретились. Глаза Доминики расширились, и она очень натурально удивилась. При этом ее рука продолжала движение, и туника живым невесомым металлом соскользнула с плеч и осталась белоснежным пятном на полу. Нижнего белья на Доминике не было, и она сейчас оказалась передо мной полностью обнаженной.
Ахнув от деланого возмущения, Доминика свела колени вместе, встав полубоком, и поднесла руки к лицу, словно бы прикрывая локтями – но при этом не сильно стараясь, свою высокую грудь.
– Вино, – отсалютовал я ей бокалом. – Ты забыла.
Закрыв за собой дверь, прошел через всю комнату, подходя к зеркалу. Вручив Доминике бокал, сбросил с себя куртку. Доминика не очень натурально сделала вид, что возмущена моим поведением и хочет что-то сказать, но я закрыл ей рот поцелуем.
Целовалась она умело, страстно и с наслаждением. Даже в поцелуе теряя голову и забывая обо всем – отставив в сторону бокал, она его уронила, но даже не обратила внимания.
– А знаешь, мне нравится твоя стратегия, – негромко и прерывисто произнесла Доминика, отстраняясь. – Пришел, увидел…
Договаривать она не стала, заменив последнее слово поцелуем. Причем, несмотря на не просто вспыхнувшую, а буквально превратившуюся в пламя искру страсти, развитие событий никто не форсировал. Мы целовались довольно долго, но поначалу обнимались аккуратно, словно привыкая друг к другу. А после продолжению уже мешала Доминика. Стоило мне убрать руки с ее талии, попытавшись переместиться на грудь или ягодицы, как она этому препятствовала. Также она стойко не давала мне увлечь ее за собой в сторону кровати. Но, не прекращая поцелуев, она и не отпускала меня от себя и при этом словно удерживала меня на самой последней границе, не дающей объятиям перейти на иной, более взрослый уровень.
Немного недоумевая, я уже не понимал, в чем вообще дело. Не первый раз за сегодня, надо сказать. Но догадался, к счастью. Несколько минут, и я понял, что это был намек, – я вообще все ловлю на лету. «Пришел, увидел» – Доминика не зря это сказала и не договорила. Со смыслом. Она вообще все со смыслом делает.
Никаких слов сказано так и не было, но вместо них прекрасно говорил язык тела. И когда я в очередной раз скользнул ладонями по талии, а Доминика попыталась воспротивиться, я надавил. И, преодолевая откровенное сопротивление, сжал ее ягодицы.
Доминика в ответ на мои действия сначала громко и возмущенно ахнула, но по ее телу почти сразу прошла крупная дрожь. И, как реакция на мой напор, она принялась целоваться с еще более сильной, хотя куда, казалось, больше, страстью.
Когда она отстранилась глотнуть воздуха, я вновь дал волю рукам и в ответ услышал протяжный выдох наслаждения, прозвучавший как «ах». И следом раздался короткий «ох» – когда я ее отпустил. Но отпустил буквально на секунду. Сметя все с туалетного столика, подхватил Доминику под ягодицы, усаживая ее и заставляя широко раздвинуть ноги. Очередной короткий возмущенный возглас был тут же прерван поцелуем, а долгий протяжный стон буквально через несколько секунд должен был показать мне, что я все делаю правильно.
Все, понял: она, обычно такая строгая и властная в деловом образе, сейчас буквально кричала мне, что хочет быть побежденной. Это работало: едва мне стоило где-то надавить, чуть крепче сжать руку или сильнее прижать ее к себе, как за мигом сопротивления следовала покорная сдача; опять протяжный выдох, прерывистое дыхание, переходящее в негромкий и томительный стон ожидания моих действий… При всем при этом сопротивление Доминики раз за разом становилось все сильнее. Но сильнее и ярче была и ее реакция, когда она поддавалась, словно сложностью достижения цели увеличивая для меня ценность грядущего «приза».
Я все это прекрасно понимал, но лукавством было бы сказать, что разум мой оставался холодным. Понимая все это краем разума, на краю сознания я эти мысли и оставлял, поддавшись бешеной страсти, которая захватила нас обоих. По крайней мере, я все же думаю, что захватила обоих, ведь играть на таком уровне – это нечто нереальное.
После того как мы едва не разломали трюмо и стоящее рядом кресло, перебрались на застеленную красным атласным бельем кровать. Сюда я донес Доминику на руках, но она, поначалу покорно положившая мне голову на плечо, вдруг извернулась, освобождаясь. Это ей не составило никакого труда – тело гибкое и сильное, она выскользнула из моих рук словно женщина-кошка.
Разметав волосы, Доминика встала передо мной, широко расставив ноги и расправив плечи, и сильно толкнула меня в грудь, отправляя на кровать. Этим жестом будто бы показывая, что она и только она здесь главная. А то, что было только что, не считается.
От толчка Доминики я тут же упал, но успел увлечь ее за собой. И уже в падении перевернул так, что она приземлилась рядом, на живот. Вновь возмущенный возглас – я уже был сзади, перехватив ее за локти и заставляя встать на колени. Доминике это не понравилось.
«Я так не хочу и не буду» – по смыслу понял я возмущенную фразу на итальянском. Доминика говорила яростно и хрипло-прерывисто, при этом пытаясь вырваться. Гибкое тело, словно дикая кошка, изгибалось в моих руках – причем настолько яростно, что я уже засомневался, что это часть начатой ей игры «победи же меня». При этом Доминика еще громче кричала на итальянском – но слова становились все более бессвязными, и уже через полминуты она почти беспрерывно стонала, пряча лицо в подушку, гася рвущиеся из горла крики.
Постепенно проваливаясь в совершенное безумие, я краем сознания думал о том, что в потере ментальных способностей есть и плюсы. Потому что игра в укрощение строптивой, которую затеяла Доминика, определенно удалась. И я не знаю, насколько ей самой нравился процесс, – если все сейчас происходит с холодным разумом с ее стороны, то я просто не смог бы действовать так, чтобы не вызвать подозрений. Даже учитывая безумное буйство гормонов, доставшееся мне от молодого тела Олега.
Через некоторое время, тяжело дыша, мы лежали на смятых простынях, постепенно приходя в себя. И, успокаивая дыхание, я словно учился заново осознавать действительность.
