Секунды длились вечно, и когда Вадиму все же переслали на почту документы, я хотела сама проверить результаты, но он только отвернулся, предпочтя убедиться лично.
– Можешь выдохнуть, у тебя есть к токсоплазмозу иммунитет. – заключил Вадим и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза, – а беременные, случаем, у психиатра осмотр не должны проходить?
Это замечание Вадима стало последней каплей, и я разрыдалась. Продала свою любимую кофейню, купила черте что и теперь находилась в полнейшем отчаянии. Еще и своем ребенке не подумала.
– Ладно, не плачь. Я немного перегнул палку, – сказал он мягче, сжав мою коленку, – и я зря на тебя накричал, – он сделал небольшую паузу и добавил, – хотя нет, ты это заслужила.
От этих слов мне не стало легче и Вадим меня приобнял.
– Ну заканчивай со слезами, – он погладил меня по голове, – моих мозгов хватит на нас двоих…
– Ты… Ты… Бесчувственный чурбан!
– Что поделать, какой есть. – и говорил он это все таким снисходительным тоном, что мне захотелось его ударить.
Но Вадим был во всем прав.
– Я все еще не понимаю, зачем отец так со мной поступил. – тихо сказала я.
– Маш, сама не догадываешься? Он нашел тебе развалюху. Отговорил продавать квартиру и кофейню чудесным образом выкупила Алевтина, чтобы ты, хлебнув тут самостоятельной жизни на первом же автобусе вернулась домой! И место выбрал недалеко от меня, старый сыч, знал, что я летом тут часто бывать буду!
Все встало на свои места. Вот почему Алевтина быстро изменила свое мнение насчет дома и уезжая была в отличном настроении. Муж видимо в планы свои посвятил. И сам отец так легко меня отпустил на вольные хлеба, что мне давно пора было что-то заподозрить.
– Почему ты меня не остановил? – вдруг выдала я, понимая, что сейчас пытаюсь свалить вину во всех своих несчастьях на Вадима.
– Не знаю! – прикрикнул Вадим и ударил по рулю машины, от чего я вздрогнула, – Мне все вокруг твердили, что я тебя не достоин и только подвергну ненужному риску. И я в конечном итоге в это поверил.
И тут мне стало по-настоящему невыносимо стыдно. Я наломала дров, перевернула всю свою жизнь верх тормашками, заставила Вадима выбирать между мной и его долгом перед родителями, а вину за все это испытывал сам Вадим. Закрыв лицо руками, я опять расплакалась.
– Мне так жаль, – всхлипнула я, – прости, я такая дура… Мне все казалось, что ты со мной из-за ребенка или власти. И поставив тебя перед выбором мне хотелось проверить любишь ли ты меня или нет.
– Я же говорил, что люблю тебя. Это ты мне ничего не говорила.
– Нет, – я всхлипнула, – ты ни разу не сказал «я тебя люблю».
– То есть слова «ты для меня самый дорогой и родной человек» это уже не признание в любви? Хочу заметить было обидно тогда не услышать хотя бы «ты тоже мне не безразличен»
Крыть было нечем. Выход исправить ошибки был только один – признать их.
–
Я тебя люблю, – прошептала я и шмыгнула носом.
Вадим тяжело вздохнул и притянув к себе подарил целомудренный поцелуй в макушку.
–
Я рад, что мы все прояснили… Ай, – я ткнула его в бок, – и я тебя люблю.
Эпилог
Просыпаться от запаха кофе приятно, а если ты спишь в уютном домике, расположенном в сосновом лесу, и не одна, а рядом с любимым мужчиной – приятно вдвойне. Обнимая подушку, я сладко потянулась. Мой завтрак видимо сегодня не собирался приходить в постель.
С момента моего маленького приключения прошло несколько месяцев. Я не возвращалась в город, и мы договорились с Вадимом, что до рождения ребенка я останусь в его домике в лесу. Он старался, как можно чаше приезжать, а ближе к зиме даже взял небольшой отпуск, чтобы чаще быть со мной. Алевтина и Александр Михайлович тоже заглядывали к нам, хорошо им было где остановиться. Отец можно так сказать искупал свою карму, живя в старом домике.
С трудом приподнявшись, я на ощупь нашла тапочки . Талия давно исчезла с моего тела, уступив место огромному животу, в котором должно было располагаться, как минимум два малыша, вместо одного. Посмотрелась в зеркало и мне показалось, что я стала еще больше с прошлой ночи.
Вадим почему-то закрылся на кухне, и я осторожно приоткрыла дверь. Моим глазам открылась интересная картина. Он задумчиво пил кофе и взирал на результат своих трудов. Круассан одиноко лежал на тарелочке. Кривенький и не равномерно запеченный, он умолял его пощадить и не кушать, но для голодного утра сойдет.
– Доброе утро, – сиплыми голосом сказала я, и потянулась за чашкой Вадима.
– Тебе нельзя, – спустил меня с небес на землю он, – не понимаю, что я делаю не так…
Я отломила кусочек и с аппетитом слопала.
– Уже гораздо лучше, просто нужно больше практики.
Вместо ответа Вадим выхватил его из моих рук и выкинул.
– Эй! Это был мой завтрак! – возмутилась я.
– Овсянка в холодильнике, – сказал он и дразня, сделал еще один глоток кофе, – я говорил, что ты очень красивая по утрам?
– Ага, скажи ты иначе от тебя не осталось бы и мокрого места, – буркнула я, так чтобы он не слышал.
Я прекрасно понимала, что сейчас больше напоминаю колокол в халате, нежели женщину, но тем не менее маленькая ложь Вадима, мне была очень приятна. Внутри холодильника, рядом кастрюлей овсянки и недельным запасом творога, Боже, как я его ненавидела, лежал фруктовый тортик, на котором самым кривым почерком на свете было выведено «я тебя люблю».
Закрыв холодильник, я посмотрела на Вадима, который тихо смеялся. Это была его новая фишка – делать каждый день признание в любви с ноткой подкола.