— Все имеет значение, Эван.
Нагнувшись над ванной, он поднял его и переложил на мокрый пол. Без всякого намека на сомнения Томми обнял его, предлагая единственное утешение, которое он мог дать. Сначала Эван ощетинился. Злость к Томми снова вспыхнула в нем, но потом он понял, что тот Томми, которого он ненавидел, не имел ничего общего с тем добрым и хорошим человеком, который был рядом с ним и только что предотвратил его самоубийство.
— Спасибо тебе, — прошептал он. Томми кивнул.
— Пойдем я тебя переодену. Часы посещения подходят к концу.
Томми провез его через территорию университета и далее к Сент-Винсенту, изолированному больничному комплексу на краю чистенькой парковой зоны. Они прибыли туда на закате, и Томми развернул кресло с привычной легкостью, удобно усадив в него Эвана. Они ехали по коридорам, и время от времени проходящие доктора приветливо кивали Томми.
— Я же тут добровольцем работаю, помнишь? — сказал он, заметив вопросительный взгляд Эвана.
— А, точно, — ответил Эван. Он крутил головой, когда они проезжали по блоку частных палат. — Что мы тут делаем? Мою маму снова перевели на новое место?
Слова замерли на его губах, когда Томми вкатил его коляску в палату, в которой находился лишь один пациент. Эван потерял дар речи.
Лежавшая в окружении всяких проводков и трубочек Андреа слабо ему улыбнулась и жестом попросила подойти поближе. Томми наклонился и поцеловал ее в щеку, и в ответ она взъерошила ему волосы.
Эван попытался выдавить из себя вопрос «Почему?», но так и не смог. Его мать была соединена с целой паутиной капельниц трахеотомической трубкой. Рядом стоял тускло-зеленый торпедообразный кислородный баллон с респиратором. Эван смотрел, как машина с шумом качает поршнем вверх-вниз, дыша за его мать.
Томми подвез его ближе, и он услышал, как она тихо, словно бриз в траве, прошептала:
— Выглядишь. Классно. Малыш.
Глаза Эвана скользнули по листу назначенного лечения, прикрепленному к доске в ногах кровати.
— Рак легких? — выдохнул он. Андреа и Томми обменялись неловкими взглядами.
— Извините, миссис Ти, Эван просто не в себе последнее время. Забывчив стал.
На лице матери Эвана появилось беспокойство, когда он посмотрел на нее расширившимися глазами.
— Ага. Точно… — осторожно подтвердил он. — Ты начала курить как паровоз, после того как я взорвался…
Воспоминание об этом было эфемерным, но, тем не менее, вызвало тошнотворное чувство вины.
— Должен быть способ все исправить.
— Исправить? — ей было больно даже шептать.
— Доктора делают все, что могут… — сказал Томми, но Эван не обратил на него внимания. Его разум был занят другими вещами.
— Мне просто нужно найти запись о взрывчатке! — прошипел он, и Томми напрягся.
— Слушай, Эван, это все в прошлом… — предупредил он.
— Подождите-ка! Вот дерьмо! — продолжал, не обращая на него внимания. Эван. —
Нет рук! Нет никаких записей об этом, потому что у меня не было возможно написать об этом.
От внезапной ужасной догадки лицо Андреа исказилось.
— Нет, — прошептала она. — Только не ты.
Она схватила Томми за руку, подтянув его ближе.
— По-твоему, Эван… другой?
Томми пожевал губу, пытаясь скрыть замешательство.
— Да нет… Просто у него сейчас тяжелый период…
Из глаз Андреа покатились слезы.
— Эван, нет…
Сын наклонился к ней и вытер слезы с ее бледной впалой щеки.
— Не плачь мама, — сказал он с уверенностью. — Я изменю все это. Я знаю, что у меня получится.
— Я, э, пожалуй, пойду в часовню, — слабо улыбнулся Томми, чувствуя себя лишним. — Вернусь скоро.
Андреа схватила сына за руку, едва за Том ми закрылась дверь.
— Что… ты… делаешь? — прохрипела она. — Ты… ведешь… себя… как… отец…
Эван попытался успокоить ее.
— Нет, нет, ничего подобного. Да ладно, мам, то, что отец был моего возраста, когда начал сходить с ума, не значит, что и я такой же.
— Как? — в ужасе спросила она. — Как… ты… об… этом… узнал?
— Ты сама сказала мне на Родительском вечере, помнишь?
— Я… никогда… не говорила… тебе… об этом, — сказала она. — Никогда.
Эван похолодел. Те события произошли в других обстоятельствах и в другой временной линии.
— Подожди… Это был не я… Или ты… С усилием мать левой рукой подкрутила вентиль с кислородом, поступающим к ней через трубку, и с трудом прошептала:
— Ты… такой же… как… Джейсон.
Ее глаза умоляли его не продолжать, но он был полон новых, свежих намерений.
— Нет, мам. Я все исправлю. Мне надо пройти все до конца, чего бы мне это ни стоило.
Он потрепал ее по руке. Этот жест должен был придать ей уверенности, но ничего подобного. В глазах ее стояли слезы, голова тряслась.
— Если подумать, то я, по идее, должен был бы утонуть, оставив тебя страдать всю оставшуюся жизнь. Я не позволю этому случиться. Не беспокойся, я вытащу тебя из этого. Поверь мне.
Эван отпустил тормоза кресла и покатился вперед, из комнаты в коридор. Андреа набрала побольше воздуха в свои искалеченные легкие и захрипела изо всех сил:
— Остановите его! Остановите его! Остановите его!
Ее сын не оглянулся ни разу.
Глава двадцать пятая
Ленни застонал, когда снял последнюю из тяжеленных коробок с полки шкафа. Он по ставил ее на пол рядом с такой же коробкой. На обеих было написано черным маркером слово «Эван». Ленни пихнул одну из них ногой, толкая по затертому ковру комнаты в сторону Эвана.
— О' кей? — спросил Ленни.
— Ты можешь их высыпать на пол для меня? — попросил Эван.
— А что ты, собственно, ищешь? — поинтересовался Ленни, украдкой посмотрев на часы на стене. Он пообещал Кейли прийти к ней сегодня ночью, и ему хотелось побыстрее уйти отсюда.
— Тетрадь, — ответил Эван. — С мраморной обложкой. Типа тех, которые у нас были в школе.
— О да, я помню.
Ленни перевернул коробки рядом с кроватью Эвана, высыпав на пол кучу личного барахла, собранного вместе, обломки детства Эвана Треборна.
— А ты уверен, что она вообще их сюда положила?
Эван кивнул.
— Моя мама вообще никогда и ничего не выбрасывала. Она упаковала все, когда я поступил в колледж. Мне кажется, она послала все, что у меня когда-либо было, так что давай посмотрим.
