Разбитые статуи и осколки камней словно растворились, оставив после себя туманное облако пыли и дорожку белесых следов, которая, подобно указателю, поднималась вверх по лестнице и скрывалась за поворотом. Опасаясь уродливых многоножек, я неохотно сделала первый шаг. Еще один. И еще несколько. Когда злополучные ступени остались позади, мои плечи нервно передернулись.
Отдаленный шум воды нарушал тишину темных коридоров.
Ржавый засов скользнул вдоль металлических колец, и тяжелая дверь из вяза отворилась. Я выставила перед собой руку с поминальной свечой и очутилась в личных апартаментах инфанты. Это были несколько комнат с высокими потолками и арочными окнами, из которых открывался захватывающий вид. Из-под массивных скал вырывались на свободу огромные каскады воды и, падая в реку, взбивали густые клубы пены. Мерцали в лунном свете серебристые гребни волн, которые суровое течение несло в бесконечную темноту ночи.
Спящее под толстым слоем пыли внутреннее убранство комнаты сливалось во мраке ночи в неразличимую массу, но чем ближе я подходила, тем ярче выступали из темноты изящные линии и стройные формы потемневшего от времени серебряного кувшина. Нога зацепилась за выступающую ножку углового шкафа, и я едва не грохнулась. Падение сдержали массивные часы, в чей циферблат я уткнулась носом, где под мутным стеклом, освещенным огоньком моей свечи, отображались все фазы луны.
Разлеживаться некогда, подумала я и вскочила, желая, как можно скорее отыскать тайную комнату.
Зияющая дыра в полукруглой стене в четыре метра высотой и три метра шириной открывала вид на скалы, усеянные обломками старой каменной кладки. Разрушения затронули и внутреннюю стену, создавая между ней и пропастью узкий и весьма опасный проход в темноту. Я прошла по усеянному обломками проходу, и очутилась в маленькой комнате, сплошь заваленной книгами.
«Да разве в этом хаосе что-нибудь найдешь?» — подумала я и повела рукой, освещая рукописи древних монахов, которые даже при беглом осмотре, вызвали у меня желание прочесть их: медицинские трактаты, древние писания о мире, магии и оккультизме.
Было видно, что эти древние тексты долгое время оставались нетронутыми даже людьми Шампуса.
«Но почему?» — встревожилась я и тут же решила осмотреть комнату «иным» зрением. Если здесь есть «ловушки», они непременно обнаружатся.
Ловушек не было, а была искрящаяся ажурная вязь, которая ослепила меня, как ослепляет факел, внезапно возникший в сумраке ночи. Дотронувшись до загадочного сундучка, который, свалившись сверху, растерял часть своего содержимого, я извлекла со дна пыльный альбом. Конечно, поминальная свеча — не самый лучший источник света, но мне выпала возможность открыть тайну Мулоус. И я не могла ее упустить. Я поднесла свечу к хрупким пожелтевшим страницам и всмотрелась в ряды ровных и красивых строк.
«Эта зима станет особенно тяжелой для наших земель. Став самостоятельным и независимым королевством, мы продолжаем выдерживать все договоренности, оставаясь сторонниками мира, тогда как Великая Империя задумала поставить нашу армию под свои знамена. Отказ грозит нам войной.
Отец создает особый Совет Судеб, в состав которого приглашает военных министров, дипломатов и своих личных советников…
Я и подумать не могла, что застану матушку и сестру… нет, правильнее, королеву и наследницу трона вместе со звездочетом и худой, как жердь камеристкой, гнездящимися у дверей обеденной залы, которую в срочном порядке переоборудовали под зал совещаний.
Моя семья, видимо, решила, что раз судьба целого королевства решается в их доме, то они, определенно, должны быть в курсе происходящего. Эту мысль я озвучила вслух. А после имела удовольствие наблюдать, как на лицах домочадцев отражается понимание, и щеки их заливаются стыдливым румянцем. Все разом вспомнили про свои дела. Последней удалилась матушка, одарив меня на прощание укоризненно-сердитым взглядом.
Я осталась одна, и побуждаемая любопытством, хотя и достаточно неуверенная в правильности своих действий, я прислонила ухо к двери.
Я понимала, почему пожилой советник радел за строгое исполнение всех требований, которые поставила перед нами Империя. Это нормально, когда в силу возраста маг, немало повидавший на своем веку, мечтает жить в ладу со всем миром.
Понимала, почему его поддержал грамотный и талантливый начальник военного ведомства, хотя он и не коренной уроженец Лариусского королевства.
Могла понять и титулованного аристократа. Я хорошо знала его (впрочем, как и всех на этом Совете). Открытый искусству, он слыл самым преданным зрителем первого королевского театра, построенного в городе Табел, и частенько проводил антракт в компании моей сестры, обсуждая удивительную способность актеров вживаться в роль. Он как все присутствующие, не хотел, чтобы его судьбу и судьбы его друзей загубила война.
Основатель десяти школ, верный страж традиций и просто замечательный человек, у которого совсем недавно родилась очаровательная внучка тоже высказался против войны. «Война — это смерть, это слезы и боль».
Услышав достаточно, я хотела уходить, но тут зазвучал отрезвляющий голос Шампуса.
Шампус…
Отвращение к Шампусу так глубоко укоренилось во мне, что я не смогу непредвзято описать его. Он — это сущее зло, которое с каждым днем становится только сильнее. Он как нарыв, который отец, со своим безмерным доверием к людям, не желает замечать, а нарыв тем временем растет и созревает, забирая под свой контроль все новые уголки его сознания. Признаться, я до сих пор не понимаю, что связывает моего отца Дела эль Корсака — первого и единственного короля лариусских земель, родового аристократа и истинного мага земли, с темным, чье происхождение остается тайной и по сей день?
Как бы там ни было, а маг низкого происхождения вошел в Совет Судеб на равных правах с аристократами.
И сейчас темный, которому абсолютно плевать на жизни смертных, решал их судьбу…
Не желая идти на поводу у развращенного властью императора, Шампус открыто выразил свой протест. Он говорил о силе и свободе, которые связаны неразрывно. Король, который загубит свою армию, положит конец свободе и утратит доверие народа. И если сегодня мы отдадим свою армию императору, то уже завтра наша земля захлебнется кровью своих детей. Королевство будет ввергнуто в рабство.
Слова Шампуса вызвали взрыв всеобщего негодования и ненависти. Я вслушивалась в голоса, но разобрать что-либо в общем шуме было невозможно.
Неожиданно дверь распахнулась, и я нос к носу столкнулась с Шампусом. Его губы растянулись в крайне неприятной ухмылке.
«Подслушиваешь? — спросило это чудовище. — Я ожидал увидеть кого угодно, только не тебя». Шампус отвернулся, намереваясь уходить.
«Решил разрушить то, что отец создавал годами?» … — резкий звук моего голоса заставил темного обернуться.
Взгляд его стальных глаз будто молнией пронзил меня.
«Не разрушить. Сохранить», — ответил он.
