— Пожалуйста! — пытаюсь кричать я, хотя это скорее бульканье, чем крик. — Не убивай меня! Пожалуйста, не убивай!
— Я давала тебе шанс.
Я неистово мотаю головой. Кровь каплями слетает с моих волос, словно вода с собаки, отряхивающейся после купания.
— Нет! Я исправлю то, что наделал!
— Ты чего? Я вообще тебя не понимаю.
— Я исправлю то, что наделал! Исправлю!
— Ты исправишь то, что наделал? Ты это сказал?
Я киваю. О боже, я тут до смерти истеку кровью, если она мне не поможет.
— Я даже не знаю, к чему это относится. Ты имеешь в виду, что исправишь попытку убить меня? Попытку убежать? О чем ты вообще говоришь?
Я не знаю, о чем говорю. Я просто не хочу умирать.
— Пожалуйста!
— Если я сохраню тебе жизнь, ты попытаешься еще что-нибудь выкинуть.
— Нет! Нет! Не выкину! Обещаю!
— Выкинешь.
— Нет, нет, нет, нет, нет! Я ничего не сделаю! Клянусь!
— Как я могу тебе доверять?
— Можешь!
— Но откуда я знаю, что могу тебе доверять?
Я должен заставить ее поверить мне. Я должен показать ей, что ничего не сделаю. Я сяду в тюрьму, если она так хочет. Но я не знаю, что сказать, чтобы она мне поверила. Я пытаюсь сморгнуть кровь, чтобы удалось посмотреть ей в глаза и показать, насколько я искренен.
— Хорошо, — говорит она. — Я возьму тебя с собой в машину. Но сначала перережу твои подколенные сухожилия.
* * *
Не уверен, что полностью теряю сознание, но, пока ползу по тропинке в темноте, я то уплываю, то возвращаюсь. Мои ноги поначалу чертовски болели, но теперь, когда я волочу их за собой, я их не чувствую. В коленях, однако, ощущений много. Мне кажется, что я их практически содрал. С ладонями почти так же.
Мы двигаемся очень медленно, но Минди, кажется, не теряет терпения. Она меня даже не пинает.
У машины Минди перебинтовывает мои порезы и раны клейкой лентой. К местам, которые больше всего кровоточат, она не очень хорошо приклеивается. Я едва способен забраться на пассажирское сиденье машины, но несколько уколов кончиком ножа в спину побуждают меня приложить максимум усилий.
Внезапно мы уже в пути. Машина Терренса вся в крови. Теперь мои руки замотаны клейкой лентой за спиной, что очень неудобно, хоть я и не жалуюсь.
Минди оглядывается на меня.
— Когда ты убивал людей, ты использовал какие-нибудь препараты, чтобы они оставались в сознании? Уколы или еще что-нибудь?
— Нет.
Я не говорю ей, что подумывал об этом недавно. Не стоит пытаться с ней подружиться.
— А ты знаешь о таких? Будет гораздо печальней, если я не смогу держать тебя в сознании.
— Не знаю.
— Ну и ладно.
— Мне кажется, я умру от потери крови.
— Не-а. Я довольно неплохо тебя замотала. Некоторое время продержишься. А как только я скажу полиции, кто ты такой, они захотят подлечить тебя, чтобы получить чистосердечное признание.
Я открываю рот, чтобы что-то сказать. Чтобы напомнить ей, что она вышла за рамки необходимого для моего усмирения. Что она превратила меня в покалеченную развалину. Что общественность не будет в восторге от этого, и жизнь Минди будет лучше, если никто не узнает, что она сделала.
Но я ничего не говорю. Потому что обещал не пытаться выкидывать разные фокусы, и я не хочу, чтобы она пырнула меня еще раз, если я нарушу это обещание.
А еще я думаю, что и в самом деле истеку кровью, если о моих ранах кроме нее никто не позаботится. Даже если мы остановимся у аптеки и она прихватит марлевые повязки и обеззараживающее, без настоящих медиков я умру.
Жаль, что у меня нет знакомых в уголовном мире, которые подлатали бы меня без лишних вопросов.
— Как жаль, — говорит Минди. — Мы бы могли похоронить Терренса и разойтись.
— Ага.
— Хочешь послушать музыку?
— Не-а.
— А я хочу.
Она включает радио и переключает станции. Но там не играет ничего приличного, так что мы снова едем в тишине.
Я выкашливаю кровь, которую не могу вытереть со рта.
— Ты отвратителен, — сообщает мне Минди.
Я теряю сознание на секунду, а затем вдруг быстро прихожу в себя, увидев несколько полицейских машин. Они все припаркованы возле полицейского участка, а мы едем прямо к зданию.
Теперь я в тюрьму не хочу.
Минди встает прямо перед главным зданием и глушит двигатель.
Смотрит на меня.
— Готов?
— Нет.
— Как думаешь, сколько можно просидеть на парковке перед полицейским участком с окровавленным пассажиром в машине?
— Не знаю.
— Наверное, недолго.
— Скорее всего, да.
— Я бы могла открыть тебе дверь. Позволить убежать и пасть под градом пуль. Тебе бы такое понравилось?
— Нет.
Она барабанит пальцами по рулю.
— Осталось недолго.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я.
— Жду.
Она вынимает ключ из замка зажигания, просовывает палец через кольцо от связки и крутит его пару раз, напевая жизнерадостную мелодию.
— Бьюсь об заклад, тебя посадят в одиночку, — говорит она. — Это хорошо. Меньше будут насиловать.
— Хорошо.
Минди вставляет ключ обратно в замок, заводит машину и отъезжает от здания. Мы выруливаем на улицу и уезжаем.
— Напугала, а? — спрашивает она.
Я испытываю такое облегчение, что едва могу говорить. Мне уже даже плевать на то, что я истекаю кровью.
— Скажи мне кое-что, — говорит она. — Что ты на самом деле хотел сделать со своей девушкой после убийства Терренса?
— У меня нет… — Затем я улыбаюсь, несмотря на то что это больно и кровь течет по уголкам рта. — Я бы взял тебя с собой, — говорю я. — Мы устали бы после того, как его закопали, но при этом были бы возбуждены, а она бы и не знала, что мы идем за ней.
И я рассказываю ей, что бы мы сделали, во всех порнографических деталях.
Минди это нравится.
* * *
Мы на весельной лодке посередине озера. Лодка довольно жалкая, но ее было легко украсть.
Минди украла ее. Мои руки все еще связаны за спиной. Она мне еще до конца не доверяет.
— Вот где я мечтала избавляться от тел, — говорит Минди, работая веслами. — Только я никак не могла разобраться: безопасней сбрасывать их в одно озеро или во много разных озер.
