Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
Интуитивные представления о собственности развиваются у людей очень рано, в том числе ожидание, что первый владелец и есть собственник: как говорится, кто раньше встал – того и тапки. Однако даже для очень маленьких детей различие между фактическим владением и законной собственностью важно. Люди могут распоряжаться и пользоваться предметом, не считаясь его собственниками, а собственники могут не обладать тем, чем владеют. Для маленьких детей в этом нет никакой концептуальной сложности. Особый характер собственности и для них, и для взрослых заключается в истории связи человека и вещи. Например, маленькие дети разделяют представление, что человек, получающий некий ресурс из своего окружения, – собственник этого ресурса[363]. Они также признают, что при трансформации объекта, например превращении комка глины в скульптуру, собственником становится тот, кто сделал скульптуру, а не владелец глины. Естественно, что люди выражают и осознанные суждения о собственности. Однако эксперименты показывают, что зачастую эти суждения туманны, сбивчивы, а порой непоследовательны. Например, испытуемые утверждают, что человек не может быть собственником других людей, пока им не напоминают о рабстве, или что идеи не являются собственностью, пока не упоминают песни и фильмы[364]. Из того, что осознанные представления часто оказываются непоследовательными, следует, что суждения о собственности не исходят из них, а управляются интуитивными представлениями. Здесь, как и в других областях, осмысление следует за интуицией, пытаясь выразить или оправдать ее[365].
Наконец, за нашей способностью к социальному обмену стоят системы, направленные на выявление так называемых безбилетников, любителей жить за чужой счет. Эти системы активируются, когда кому-то удается, ничем не заплатив, извлечь выгоду из сделки. Изучая эволюционные модели познания, психолог Леда Космидес предположила, что люди, вероятно, выработали особую систему интуитивных умозаключений, которая определяет информацию формата «выгода получена, цена не уплачена» и включает соответствующую систему распознавания опасности. Действительно, эксперименты показали, что распознавание обманщиков в таких случаях происходит автоматически и в очень специфической форме[366]. Обычно нам трудно определить, какая информация подтверждает, что правило соблюдается. Допустим, оно формулируется так: «Если папки зеленые, в них содержатся одобренные заявки». Нарушает ли это правило одобренная заявка, находящаяся в красной папке? Большинство людей отвечают на этот вопрос неправильно, вопреки логике полагая, что в красных папках находятся только не получившие одобрения заявки. Однако если правило сформулировано в терминах выгод и затрат, например «Если напиток алкогольный, то покупателю больше 18 лет», особых трудностей не возникает. Задавая подобные вопросы учащимся американских колледжей и индейцам хиваро в Амазонии, психологи получили сходные результаты[367]. Но мы распознаем любителей получать блага даром не только путем сопоставления полученных благ и неуплаченной цены. Если бы дело было только в этом, люди стремились бы наказывать тех, кто не может внести вклад, например тех, кто слишком молод, слишком стар или временно не имеет такой возможности. В то же время мы бессознательно пытались бы наказывать тех, кто получил выгоду случайно. Однако эксперименты показывают, что уже на уровне подсознания мы четко различаем такие случаи, и так же подсознательно наша эмоциональная реакция и чувство отторжения направляются на тех, кто сознательно берет больше, чем следует, и не желает вносить собственный вклад[368].
Встроенный шаблон социального обмена
Три когнитивные системы, определяющие эквивалентность привносимой пользы, собственников и безбилетников, желающих поживиться за чужой счет, вместе составляют то, что можно назвать шаблоном обмена, – абстрактное представление о сути сделки. Отметим, что реальные сделки могут не соответствовать шаблону обмена, в современном мире сделки часто расходятся с этими ожиданиями. Тем не менее экспериментальные данные показывают, что шаблон социального обмена встроен в наши интуитивные представления о торговле и, вероятно, давно стал частью нашей психики.
Прежде всего, люди по умолчанию полагают, что обмен происходит между определенными участниками, поскольку идентификация необходима для выбора партнера. Мы должны отдельно хранить данные о сотрудничающих и уклоняющихся от сотрудничества людях, помнить о прошлых взаимодействиях с каждым человеком, ведь иначе мы не могли бы определить, чего нам следует ждать от него и чего он может ожидать от нас. Кроме того, идентификация необходима для получения или распространения информации о том, кто и в какой мере с кем сотрудничает, ведь партнеров выбирают в зависимости от их репутации. При этом люди надеются, что взаимоотношения будут добровольными (и предпочитают этот вариант). Эти установки проявляются в эмоциональном отвращении к эксплуатации, к ситуациям, в которых более сильный человек или группа может поставить слабых партнеров в положение, интуитивно воспринимаемое как несправедливость[369].
Также в соответствии с нашим шаблоном обмена мы полагаем, что снова встретимся с теми, с кем встречались ранее, и что взаимовыгодные отношения складываются в ходе повторяющихся сделок. В ситуации, когда партнера можно выбирать, но группы малы и товарами в них обмениваются с теми, кто живет неподалеку, торговать с одними и теми же людьми выгодно. Это позволяет партнерам обмениваться «одолжениями» (favors), что становится формой страховки от эксплуатации. Человек, который обычно обменивает наконечники стрел на ваш мед, не будет взвинчивать цену, если узнает, что у вас закончились наконечники, потому что хочет оставаться вашим партнером и в будущем, и, разумеется, это работает в обоих направлениях. Схема повторяющегося обмена, иногда включающая в себя одолжения, подразумевает, что у этих сделок нет какого-либо горизонта, четко обозначенного предела, после которого не следует ждать продолжения. Вероятно, по этой причине простой разовый бартер, когда партнеры обменивались товарами на месте, не предполагая взаимодействовать в дальнейшем, играл ограниченную роль в экономиках малых сообществ. Чаще это была периферия сферы обмена, обычно с чужаками, а не с членами своей общины или племени[370].
Шаблон социального обмена сочетает два типа информации – экономическую в строгом смысле слова (товары, их количество, стоимость и т. д.) и сведения о конкретных людях и их репутации. Как отмечают многие антропологи, экономическая деятельность в малых сообществах не происходит (и на протяжении большей части эволюции человечества не происходила) в отрыве от других сторон социального взаимодействия. Сделки влияют не только на благосостояние участников, не только на их приобретения или потери, но также на репутацию, положение в обществе, характер отношений с партнерами по обмену, степень, в которой они могут полагаться на других, сплоченность группы, к которой они принадлежат, и т. д. Четкое отделение экономического обмена от других аспектов социального взаимодействия – недавний побочный эффект, возникший в условиях рынка[371].
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
