Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
Поэтому общественный дележ строится не на простом стремлении помочь другим. Интуитивная система, руководящая нашими предпочтениями при распределении, на входе получает информацию о a) предоставленных ресурсах, б) личностях и поведении лиц, участвовавших в добывании ресурсов, и в) о личностях тех, кто претендует на долю ресурсов. Та же система выдает интуитивное суждение о желаемом распределении, подгоняя доли в соответствии с вкладом каждого, характером ресурса (например, охотничья добыча или собранные растения) и тем, какой ресурс кто добыл.
Конечно же, помимо дележа существует и обмен. Во всех известных сообществах, даже в группах охотников-собирателей с простейшей экономикой, люди участвуют в обмене, меняясь услугами, предметами или обязательствами. В числе предметов могут быть орудия, одежда, украшения, игрушки, лекарства и многое другое. Всем этим, так же как и различными услугами, можно обмениваться внутри группы. Но в доисторические времена существовал и дальний обмен, в особенности драгоценными товарами, такими как обсидиан в Европе, Африке и Андах, а также материалами и веществами, которые нельзя было раздобыть на месте, в частности солью. В доисторической Европе товары распространялись вдоль русла Дуная и других больших рек. Раковины каури из Индийского океана достигали Китая и Западной Африки, где они служили валютой, а обсидиан из Мексики использовался в культурах бассейна Миссисипи[357]. Археолог Колин Ренфрю проследил множество путей, которые могли привести от простого домашнего производства к современным массовым рынкам, включая локальный обмен с родственниками и членами общины, общественное перераспределение в группе, формирование главных рынков, централизацию обмена через вождей, обмен через посредников или представителей, появление колониальных факторий и т. д.[358] Разные типы товаров могли циркулировать по разным типам этих «торговых цепей», и во многих подтвержденных случаях конкретный товар перемещался по нескольким из них[359].
Итак, торговля существовала, но до недавнего времени затрагивала лишь небольшую часть продукции. Люди собирали растения и охотились, потом начали возделывать землю и одомашнивать растения и животных, но на протяжении большей части доисторической эпохи наши предки потребляли в основном то, что производили сами. Почему торговля, деятельность, к которой люди способны и в которую с готовностью включаются, занимала относительно небольшое место? Отчасти потому, что товаров для обмена было не так уж много. У охотников-собирателей, например, как правило, не было больших излишков продовольствия, часто их не могли сохранить. Даже если излишки иногда появлялись, для обмена товарами при низкой плотности населения в доисторические времена потребовалось бы преодолевать протяженные торговые пути – еще одно препятствие для эффективной торговли.
Психология обмена
Пусть в сравнении с современной коммерцией доисторическая торговля была невелика, она показывает, что в какой-то момент у людей уже были развиты особые психологические способности, позволившие обменивать товары и услуги на другие товары и услуги – форма взаимодействия, очень редкая в природе.
Способность торговать кажется уникальной способностью людей. Сама идея торговли выглядит открытой и рациональной. Что может быть проще, чем отдать то, что вам не нужно, за то, чего у вас нет, но чем вы хотите обладать? Однако тот факт, что нечто кажется ясным и самоочевидным, не значит, что оно просто. Он всего лишь указывает, что системы, которые делают его возможным, отлично сконструированы – так, чтобы выполнять свою работу незаметно для нашего сознания. Какие же механизмы мы увидим, если попытаемся заглянуть, так сказать, под покров торговли?
Во-первых, очевидно, что, торгуя товарами или услугами, нужно уметь соотносить их полезность и понимать, что получение чего-либо одного стоит того, чтобы расстаться с чем-либо другим. Все это самоочевидно для человеческого разума с раннего детства – и почти непостижимо для представителей большинства других видов. Мы сразу понимаем, что бартер может решить то, что экономисты называют совпадением интересов, – например, я хочу хлеба и у меня много колбасы, а у вас все ровно наоборот. Обрисуй такую ситуацию любому человеку – и он тут же предложит решение. Мы интуитивно понимаем, что сделка пойдет на пользу обеим сторонам. Но это особая когнитивная адаптация, вот почему она так редко встречается в природе. Да, в мире животных можно найти немало случаев сотрудничества – от известного примера груминга (взаимного ухода за мехом у приматов) до того, что летучие мыши-вампиры сохраняют добытую кровь и отрыгивают ее в рот сородичам, которым не повезло найти добычу. Но все это отложенный обмен одними и теми же товарами или услугами. В него крайне редко (если вообще когда-нибудь) включаются другие объекты, когда, например, в обмен за груминг давалась бы еда. Есть также примеры квазиобмена «дары за секс», но и здесь обычно все ограничивается единственным родом услуги или товара.
В противоположность этому распространение торговли требует именно способности учитывать широкий спектр товаров, предлагаемых для обмена, и, самое важное, способности оценивать стоимость одного товара в сравнении с некоторым количеством другого по общей мере полезности. Нейронные системы, отвечающие за оценку и принятие решений, были обнаружены в ходе нейроэкономических исследований того, как люди сравнивают ожидаемую пользу от разных вариантов выбора, например предпочитая один товар другому или меньшее количество прямо сейчас большему, но потом. Они показали, что похожие процессы и схемы можно наблюдать у близких видов приматов – людей и обезьян[360]. И впрямь, некоторых животных можно научить обмену и даже использованию жетонов в качестве денег. Но это поведение явно не характерно для их образа жизни, в то время как у людей встречается повсеместно[361].
Второй набор навыков – это способность к гибким и тонким представлениям о собственности, которые и делают возможным обмен. Очевидно, что торговля невозможна без ясного понимания, чьи товары переходят из рук в руки. Часто наши представления о собственности в высшей степени интуитивны (кажется, мы просто откуда-то знаем, что значит владеть чем-то). Характерно, что сформулировать эти представления нам удается с большим трудом. Однако в любом уголке мира вам уверенно подтвердят, что определенные люди владеют определенными вещами, а все человеческие языки выражают связь между посредниками и вещами. Кроме того, в разных культурах обнаруживается различие между собственностью и владением, мы не знаем ни одного общества, в котором люди не смогли бы отличить одно от другого. Тот факт, что я веду машину, не делает меня ее собственником, особенно если известно, что я силой отнял ее у кого-то другого[362]. Наконец, повсеместно с представлениями о собственности связаны сильные чувства и желания. Кража чужих вещей вызывает гнев и стремление наказать вора. Владение ценными вещами – источник гордости, чувства удовлетворения или зависти.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
