– Но я же люблю копов. Может, поедем в Порт-Честер и там выпьем?
Порт-Честер находится в штате Нью-Йорк, и бары там открыты до четырех утра. Мы сели в машину Китти и доехали до Порт-Честера, где мне налили еще спиртного. Потом меня снова вырвало, и я вырубился. С утра я очнулся на шезлонге у бассейна родителей Китти в Нью-Канаане. Шестнадцатилетний, с жуткого бодуна, но гордый.
Проехав немного на запад от Стэмфорда на мопеде, я попал в один из самых богатых городов США: Гринвич, штат Коннектикут. Дешевые магазинчики и домики Стэмфорда превратились в украшенные листвой магазины садоводческих припасов и усадьбы, прячущиеся за гигантскими фигурными живыми изгородями. Я приехал в дом, где должна была пройти библейская лекция, и припарковал мопед – двенадцатилетний зеленый «Пежо» – между «Порше-Каррерой» и универсалом «Мерседес». Сняв шлем, я стал чесать голову, чтобы избавиться от кусочков засохшей пенорезины в волосах. Я купил шлем в магазине «Армии спасения» в Дариене; он был новым примерно в 1975 году, не подходил мне по размеру, и каждый раз после того, как я его надевал, у меня на голове оставалась резиновая «перхоть».
Библейская лекция проходила в доме Катарины. Она была робкой, милой старшеклассницей из Гринвичской средней школы, которая каталась верхом и слушала The Cure. Семья Катарины переехала в Штаты из Бельгии несколько лет назад; финансовая компания ее отца сняла им восьмикомнатный особняк с бассейном, теннисным кортом, конюшней и участком площадью шесть акров[3]. Сегодня в подвале я должен был учить ее толковать Библию.
На этом уроке я собирался поговорить о Проповеди на поле из Евангелия от Луки. Это практически сборник лучших хитов Иисуса: «любите врагов ваших», «не судите, и не будете судимы», да еще плюс к этому «горе вам, богатые» и «горе вам, пресыщенные ныне».
Видите ли, я был христианином, но еще я был сволочью. Я был бедняком, жил на заброшенной фабрике, тратил на еду 10 долларов в неделю. Так что, читая стихи «Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие. Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь», я был очень доволен собой и был уверен, что мои действия оправданы и одобрены Богом.
Обычно я считал себя довольно-таки посредственным христианином и предполагал, что Бог во мне весьма разочарован. Я недостаточно проповедовал среди бездомных. Я все еще мечтал о карьере музыканта. У меня были похотливые мысли. Но если смотреть с точки зрения бедности, то тут у меня как раз было все в ажуре. Я никогда не встречался с человеком, который был бы беднее, чем я сейчас. Даже у нищих, которые жили с нами по соседству в моем детстве, все-таки была и проточная вода, и стены, сделанные из материала покрепче, чем украденная из мусорки фанера.
Видите ли, я был христианином, но еще я был сволочью.
Так что я с весьма самодовольным видом ходил по домам миллионеров в Гринвиче, чтобы осуждать богатых детей и заставлять их печалиться из-за того, что они родились богатыми. Меня не беспокоило их духовное здоровье. Я не хотел с любовью подвести их к пониманию ошибочности их пути. Мне просто нравилось, что они чувствуют себя виноватыми из-за того, что у них есть деньги. А еще я хотел, чтобы они аплодировали моим лекциям, потому что, в конце концов, я многие часы провел в маленькой комнатке на заброшенной фабрике, запоминая наизусть стихи из Библии и придумывая новые интересные способы использовать христианство, чтобы заставить людей чувствовать себя виноватыми.
А еще я был экспертом в деле использования христианства против самого себя. Три недели назад я решил, что я недостаточно христианин: мне казалось, что я просто жулик какой-то, потому что я вроде бы христианин, но дом у меня есть. Да, конечно, домом мне служила маленькая комнатка на заброшенной фабрике, но это все-таки был дом. Я прочитал поучения Христа и понял из них, что должен быть бездомным. Христос хотел, чтобы я отказался от своего имущества и отправился в странствия, чтобы проповедовать другим. Я на самом деле подумал, что это мое призвание. Однажды я решил забрать свою веру из заточения и уйти в мир, оставив себе лишь одежду и Библию.
Я взял свою Библию, вышел из комнаты и закрыл входную дверь. Я поднес ключ к замку, потом уставился на него. Я подумал: «Если я вставлю ключ в замок и поверну его, то уйду и не вернусь. Я обреку себя на жизнь странника, который будет помогать тем, кому больше всех нужна помощь: бедным, голодным, отчаявшимся. Я уйду и отвернусь от дома, карьеры, амбиций, от всего».
Ключ остановился в дюйме от замка. В воображении я услышал, как ключ скользит в замочную скважину и поворачивается. Я представил, как иду по коридору, выхожу с фабрики через черный вход и с телефона-автомата на углу звоню маме. Я говорю: «Мам, окажи мне услугу. Я ухожу странствовать и проповедовать. Пожалуйста, продай все мои вещи и раздай все заработанные деньги беднякам».
Но я не смог этого сделать. Я стоял у двери, по-прежнему не вставив ключ в замок, и молился: «Боже, если это твоя воля, прошу, дай мне силы это сделать». Призвание казалось совершенно ясным, но шли минуты, а я все еще стоял у двери. Я не мог отказаться от того, что мне знакомо, пусть и предельно скромного, ради неизвестности. У меня не было никакого руководства или личного опыта нищенства. Я убрал ключ обратно в карман, вернулся в комнату и сел на фиберглассовый школьный стул, который мы с Полом выудили из мусорного контейнера.
Я снова стал молиться. «Боже, прости меня. Я не могу. Не могу бросить все и уйти проповедовать. Прости, Боже». Я казался себе жуликом. Я знал, в чем мое призвание – уйти, отказаться от мирского имущества, проповедовать, – но не смог ему подчиниться. Но, тем не менее, все равно хотел осудить богачей и их избалованных детишек.
Младшая сестра Катарины открыла мне, и я спустился по лестнице в подвал особняка. У подножия лестницы стоял бильярдный стол, покрытый красным фетром, а чуть поодаль – удобные диванчики и кресла, составленные кругом. Здесь были семь из восьми человек, регулярно посещавших библейские лекции, чистые и улыбчивые. Они все жили со своими родителями и по-прежнему спали в тех же спальнях, что и в детстве. Мальчики носили рубашки «Брукс Бразерс» с пуговицами, девочки – джинсы «Кальвин Кляйн» и свитера «Фейр Айл». Мы сели, и одна из девочек произнесла молитву:
– Боже, спасибо, что собрал нас здесь, и спасибо, что подарил нам это место для встречи и учебы. Пожалуйста, помоги Моби, который рассказывает нам о твоем учении. Аминь.
– Аминь, – эхом ответили мы все.
– Хорошо, теперь давайте откроем Евангелие от Луки, стих 6:12, – сказал я. – Тори, ты начнешь?
Мы ходили по комнате, по очереди читая стихи, пока не дошли до седьмой главы. И я был готов. Моя нестираная одежда еще пахла фабрикой. В моих волосах были кусочки засохшей резины из древнего мотоциклетного шлема. Я был готов низвергнуть праведный гнев Божий на этих избалованных христианишек из пригорода. Я ложился спать под звуки выстрелов; они, как мне представлялось, – под звуки храпа золотистых ретриверов. Мы разве только что не прочитали «горе вам, богатые»? Я чувствовал себя полностью оправданным в своих эмоциях, во мне зрело священное негодование.
