Наполеон занял город вечером 7 марта, в тот самый день, когда Меттерних совещался с монархами и полномочными представителями и когда менее чем за час была начата война. За неделю он одолел две сотни миль, и все — без единого выстрела. Граждане Гренобля приняли его шумно и радостно, в ту ночь он устроил в своем отеле прием, где произносил речи в честь офицеров армии, мэра и муниципальных властей, время от времени показываясь через окно приветствовавшей его толпе.
Он проникновенно и сдержанно говорил о причинах, побудивших его вернуться, и планах на будущее. Он говорил, что у него было десять месяцев для того, чтобы обстоятельно поразмыслить о прошлом и извлечь из него уроки. Шквал критики, обрушившийся на него, вовсе не вызвал в нем раздражения, но был полезен, теперь он ясно видел, что необходимо Франции, и приложит все усилия, чтобы этого добиться. Мир и свобода являются сейчас настоятельной необходимостью, и его действия будут целиком и полностью руководствоваться этой необходимостью. Он намерен соблюдать Парижский договор[20] как основу своей политики. Он, вне всякого сомнения, будет поддерживать мир, он уже известил о своих взглядах и намерениях своего тестя, императора Франца, и имеет основания надеяться, что получит поддержку Австрии. Он готов был выслать последующие депеши в Вену через Турин и рассчитывал, что в ближайшем будущем во Францию прибудут его жена и сын.
В отношении своей внутренней политики Наполеон задел самые актуальные проблемы того времени. После возвращения на трон Людовика XVIII крестьяне опасались лишиться преимуществ, которые им принесла революция, в особенности те из них, кто приобрел землю, конфискованную у аристократов. Их боязнь за свою собственность не имела под собой оснований, но вполне естественно, что у них появились мрачные предчувствия на этот предмет, поскольку ограбленная знать возвращалась из изгнания и ничто не мешало ей огласить свои жалобы. Армия также имела причины быть недовольной, поскольку после установления мира недостаток средств заставил произвести значительные сокращения в армии и на флоте[21]. Более того, Людовик невзлюбил знаменитую Императорскую Гвардию Наполеона и учредил охрану из 6000 нобилей и других дворян, большинство из которых до этого двадцать лет жили за границей. Среди этих людей были такие солдаты, как генерал д'Арблэ, женившийся на Фанни Бёрни в бытность свою изгнанником в Англии и без гроша в кармане. Должность в королевской армии давала мсье д'Арблэ некоторый статус и возможность жить со скромным достатком в Париже с также не очень состоятельной женой. Но в обнищавшей стране Людовик не мог помочь своим «бедным emigres (эмигрантам — фр.)», как он их называл, иначе, как забросив фаворитов предыдущего режима. Случилось так, что многие солдаты были уволены или переведены на половинное жалованье. Более того, казна не всегда могла обеспечить заслуженных военных даже половинным жалованьем, так что многие из них жили в нужде. Наконец, духовенство, проповедуя возвращение к прежнему беспрекословному повиновению Церкви и Короне, вызывало недовольство многих, кто заразился во время революции либеральными идеями.
В Гренобле Наполеон убеждал публику в том, что он пришел защитить интересы крестьян, спасти армию от унижения, гарантировать сохранение всего того, что дала людям революция. Бурбоны не способны управлять Францией; революция изменила страну, и ее новые интересы может понять и защитить только современный парламент, созданный на фундаменте новых идей. Именно таким образом была основана его династия. Теперь он вернулся, чтобы подготовить почву для правления своего сына. Его сын станет олицетворением новой Франции, и он хочет подготовить его царствование. Он сказал, что, даже если бы он не вернулся, Бурбоны постепенно оказались бы погребенными под грудой проблем, которые они не могли не спровоцировать, в то время как он, напротив, уберег бы страну от будущих неурядиц, защищая новые интересы и дух свободы. Он предполагает в ближайшем будущем пересмотреть конституцию Империи с целью создания подлинной представительной монархии, единственной формы правления, достойной такой просвещенной страны, как Франция.
Он говорил просто и с достоинством, просил прощения за ошибки Людовика XVIII и воздерживался от критики своего собственного прошлого. Он искусно объединил права своей династии с правами нации и говорил главным образом о своем сыне, подчеркивая, что единственным желанием, заставившим его вновь ступить на французский берег, было возложить на голову ребенка корону мирной, свободной и процветающей страны.
Нет причин сомневаться в его искренности в тот момент, равно как и в предмете его вдохновенных раздумий на Эльбе. Ему удалось произвести на слушателей глубокое и благоприятное впечатление, что было вполне естественно, поскольку если бы все сказанное им было правдой, не было бы правителя мудрее и лучше. Однако, как бы искренне ни говорил он о своих целях и намерениях, за ними не стояло никакой реальной перспективы. В момент воодушевления и подъема сил, после хорошего обеда, в окружении таких пылких новообращенных отступников, как Лабедойер, он говорил с позиции самых лучших представлений о себе и своем долге. Но это представление было лишь плодом его вечно менявшегося настроения, и для своего воплощения оно потребовало бы массу единомышленников, а также сохранения его теперешнего образа мыслей.
На следующий день Наполеон дал смотр 7000 солдат войска, собранного в Гренобле. Накануне они достали невыброшенные когда-то трехцветные кокарды и теперь носили их вместо белых эмблем Бурбонов[22]. Волны восторга и энтузиазма прокатывались по их рядам, и приветственные возгласы сотрясали небо. Они были рады немедленно отправиться в Лион впереди своего Императора, который позже присоединится к ним, чтобы возглавить их восшествие в город. После этого они пойдут на Париж. Они будут сражаться со всеми, кто будет им противостоять, но вероятнее всего, что их энтузиазм повлияет на другие встреченные войска, и Наполеона будут радостно приветствовать везде, где он только появится.
