Бурная сцена любви вновь разыгралась в небольшой комнатке, залитой лунным светом. А в это время отец Тии вышел, покачиваясь от слабости, из спальни, где наконец-то забылась крепким сном его супруга. Иуйа ворчал недовольно себе под нос:
— Вот старая дура, совсем сбрендила! Ну, мало ли что я сгоряча скажу, так надо всему верить, что ли? Я ведь не мальчишка, чтобы вытворять такое в постели!
У него от слабости закружилась голова, и он опёрся о стену. И тут вдруг услышал страстные женские стоны.
— Что за наваждение? Ведь жёнушка уже спала, когда я из спальни вышел.
Иуйа сделал несколько шагов назад и заглянул в спальню. Из душной темноты слышался громкий храп его супруги.
— Это мне мерещится, — пробормотал себе под нос жрец и, устало передвигая ноги, побрёл по коридору во внутренний дворик. — Ишь как заездила проклятая баба, всё время её вопли в ушах стоят!
Но, когда он проходил мимо двери, ведущей в комнату дочери, раздались вновь те же самые страстные стоны, только теперь к женским примешивались и мужские.
— Не может быть! — вздрогнул Иуйа всем телом. — О боги, неужели это моя дочурка так визжит, да ещё вместе с каким-то мужиком?
Жрец почувствовал, как у него всё внутри похолодело, потом опять закружилась голова, и он привалился к оштукатуренной стене коридора. Но тут раздались особенно пронзительные вскрики девицы, и отца пронзила жуткая мысль:
— Да её там насилует какой-то негодяй!
Кровь ударила в голову. Уже плохо что-либо осознавая, Иуйа одним ударом ноги вышиб дверь, запертую изнутри на хлипкую задвижку, и, как обезумевший от ярости буйвол, ворвался в комнату. На него уставились с ужасом два лица: Тии и мужское, очень знакомое. Но сейчас отцу было не до воспоминаний. Он кинулся к ложу, ударом опрокинул на пол поднимавшегося юношу и вцепился мёртвой хваткой ему в горло.
— Не надо, папочка, не надо! — закричала истошно Тии.
Она попыталась оторвать своего тщедушного отца от любовника, но сейчас с этим не справился бы даже Джабу, будь он рядом.
— Да отпусти ты его! — взмолилась Тии. — Он ни в чём не виноват. Я сама его позвала.
В ответ раздался только хрип молодого человека. Он начал судорожно дёргать руками и ногами.
— Да он женится на мне! Женится! — выкрикнула прямо в ухо отцу Тии последний с её точки зрения веский аргумент.
Но Иуйа ничего не услышал, пальцы его стальными тисками продолжали сдавливать горло негодяя, посмевшего посягнуть на любимую дочь. Даже в лучах луны было видно, что лицо Эйе стало почти фиолетовым. Юноша выпученными глазами глянул на девушку. Она схватила большой медный таз, в котором умывалась по утрам и вечерам, и ударила что есть силы им по голове отца. Раздался такой звон, словно начиналась утренняя служба в храме, когда жрецы принимались громко бить в литавры. Иуйа ослабил хватку и упал без сознания на свою жертву. Над телами застыла в отчаянии, ломая руки, Тии. Рядом валялся медный таз.
Именно такую картину застала ворвавшаяся в комнату Туйа. Одна рука её держала горящий светильник, другая — дубинку.
— Что здесь происходит?
— Он его чуть не убил! — прокричала в ответ дочка.
— Кого? Твоего отца?
— Да нет. Это папаша ворвался как сумасшедший в комнату и кинулся на Эйе. Он вцепился ему в горло и чуть не задушил.
— А что этот жалкий подмастерье делал у тебя в комнате ночью?
— Да хватит вам орать! — простонал вдруг Иуйа, садясь на циновку. Он двумя руками держал себя за голову и с удивлением озирался по сторонам. — И так голова просто раскалывается!
— Папочка, ты живой, — плача от радости, обняла его Тии. — Это я ударила тебя по голове тазом.
— О боги! Сегодня воистину несчастливый для меня день, вернее, ночь. Сначала жена отвесила оплеуху, затем дочка тазом приложила.
Жрец удивлённо, что-то с трудом припоминая, начал оглядываться по сторонам. Тут его 3взгляд упал на юношу, который уже пришёл в себя и метался по комнате в поисках своей набедренной повязки. Одной рукой он прикрывал причинное место, а другой шарил по тёмным углам.
— Ты не это ищешь? — протянула ему его повязку вместе с широким кожаным поясом Туйа.
— Вы очень любезны, — ответил воспитанный юноша и поспешно обвязал худые бёдра. Теперь он мог повернуться и встретить противника лицом к лицу.
— Вот он, насильник! — закричал Иуйа и кинулся на Эйе.
— Да угомонись ты! — повелительно рявкнула старшая в земном гареме Мина и схватила за худое предплечье своего вновь вспыхнувшего яростью мужа. — Никакой он не насильник. Просто наша дочурка развлекается по ночам с парнями, кто покрепче и посмазливей. Надеюсь, здесь не половина уезда перебывала? — обратилась мать к дочке.
— Да как вы смеете оскорблять девушку такими предположениями? — шагнул вперёд в порыве негодования Эйе.
— Ну, если она изображала тут животное о двух спинах с тобой, у кого ни кола ни двора, то почему бы не предположить, что здесь побывал не только ты?
— А ну хватит помои на меня лить! — Тии встала напротив матери, уперев руки в бока.
— О, у моей дочурки наконец-то прорезался голосок! — Мамаша тоже упёрла свои мощные длани в округлые бёдра.
Несмотря на разницу в возрасте и росте, они были удивительно похожи. Даже голоса почти нельзя было различить, только у дочки он звучал чуть-чуть звонче.
— Я вовсе не распутница, как ты меня хочешь выставить. Это мой жених. И он не мастеровой, как ты заметила, а приёмный сын архитектора Аменхотепа, строителя нашего нового храма. Со временем он наследует его профессию и должность. Эйе уже сейчас руководит сотнями рабочих и десятками писцов. Он на равных со жрецами заседает в производственных советах, а разбирается в строительстве намного лучше любого из них. Так что он выгодный жених и не надо тут устраивать истерики и поливать меня грязью.
— А что? Она права, — раздался голос Иуйа, уже пришедшего в себя окончательно. — Парень он неплохой. И раз уж это произошло, то лучше нам самим поженить их, а не ждать, когда весь город будет перетряхивать наше грязное бельё.
— Да ты просто осёл! — заорала на мужа Туйа. — Тебе голову морочат, а ты и уши развесил. Ведь парень не родной сын этому архитектору, а приёмный. Ну а кто даст приёмышу хорошее наследство? Сможешь ли ты, руководитель строительства, — обратилась она к юноше, — построить свой собственный дом для молодой жены и будущих детей? Или мы выложим в твои руки свои последние дебены золота и серебра, которые с таким трудом скопили? А ведь у нас ещё сын есть кроме дочурки, его ведь тоже на ноги поставить нужно! Вот о чём думать надо, — повернулась Туйа к мужу.
— Да, смогу! — повысил внезапно голос Эйе. — Я не только построю хороший, просторный дом, но и буду достойно содержать свою будущую семью. И вам, мои дорогие родители, буду надёжной опорой на старости лет. А когда вы покинете этот мир, я похороню вас со всеми полагающимися почестями и буду до конца моих дней приносить жертвы богам, чтобы обеспечить вам достойную загробную жизнь и будущее воскрешение. Это же будут делать мои дети и внуки. И в этом я клянусь, призывая в свидетели нашего бога Мина и всемогущего Амона-Ра, и, если я не выполню своего обещания, пусть я умру, как собака под забором, и никогда не воскресну к будущей жизни!
