Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
Положение изменилось с приходом воинственных готов, намеревавшихся обосноваться в Крыму и в Северном Причерноморье. Для этого их нужно было отвоевать у Боспорского царства. Славяне, желавшие освободиться от Боспорской кабалы, стали естественными союзниками готов. В период со II по IV в. н. э. славянские племена находились с готами в тесном контакте. В византийских договорах III–IV вв. (якобы с готами) встречаются и славянские имена. М. Ю. Брайчевский отмечает, что те, кого византийцы называли готами, «представляли довольно сложный конгломерат разных по происхождению племен, среди которых были и скифские, и сарматские, и славянские и другие восточноевропейские племена, объединенные в довольно сильном межплеменном союзе» [1, 53].
После создания флота славянские племена боранов и карпов предпринимали с готами совместные морские походы. В середине III века они разгромили могучее Боспорское царство [13, 90] и стали хозяевами Черного моря, которое позже арабы назвали Русским. Добрались готы и бораны и до Малой Азии. Об их вторжении в Малую Азию в 257 г. сообщает Зосим. Он пишет, что, овладев штурмом Питиунтом и Трапезундом и, «опустошив всю его область, варвары возвратились на родину с огромным количеством кораблей». А в 264 г. готы и бораны прошли в глубь Малой Азии до Антиохии. Эти сведения подтверждены находкой в Киеве на Оболони клада очень редких антиохийских монет, отчеканенных незадолго до этого времени [1, 39].
Может возникнуть вопрос: почему причерноморские готы в войне с Боспорским царством и в морских походах в качестве главного союзника имели славянское племя боранов, обитателей киевского «бора великого», далекого от моря?
Причин этому несколько. Во-первых, для войны с Боспорским царством нужен был мощный морской флот, для строительства которого в Приазовских и Причерноморских степях не было леса. Под Киевом же он рос в изобилии. Во-вторых, этот флот нельзя было строить под носом у врага. Например, Петр I, готовясь к войне с турками, строил свой флот в далеком от моря Воронеже. В-третьих, жители лесных краев, где реки были едва ли не единственными путями сообщения, имели опыт строительства и использования речных судов, но не морских.
Германские народы освоили строительство морских судов и морскую навигацию для плавания на своем внутреннем Балтийском море. Естественно, что они возглавили это дело и дали свое название крепости, в которой работали. Время основания крепости Самбатас должно было предшествовать началу совместных морских походов боранов и готов, то есть приходится примерно на 250 год.
Очевидно, впоследствии, особенно после ухода готов под ударами гуннов в Западную Европу, дело строительства морских судов перешло в руки славян, но название, ранее данное крепости, осталось. И по традиции, владелец крепости получал имя-титул Самбатас, независимо от его собственного имени. Вероятно, он ведал не только верфью, но и организацией торговых караванов и, возможно, их охраной в пути, что делало его весьма значительным лицом, того же уровня, что и владелец перевоза — Кий.
Поэтому неудивительно, что, судя по надписи на надгробной плите, найденной под Константинополем, — «Хильбудий сын Самбатаса», Хильбудий, который, по мнению академика Б. А. Рыбакова, является историческим прототипом Кия, и Самбатас оказались ближайшими родственниками. Из этого сообщения также следует, что Киев не ограничивался пассивной ролью торгового центра, лежащего на перекрестке дорог, а был еще центром морского судостроения и организатором торговых караванов, направляющихся в отдаленные края.
Что же касается «готских красных дев», которые упоминаются в «Слове о Полку Игореве», то, как утверждает Степан Пушик, никакого отношения к готам они не имеют [14]. По его мнению, речь в «Слове» идет о «гатских красных девах» — так русины называют русалок (по-видимому, потому, что излюбленным местом русалочьих посиделок являются гати).
Однако почему они, «звеня русским золотом, воспевают время бусово»? Русалки, надо полагать, как и их земные сестры, были неравнодушны к украшениям, особенно золотым. Во времена торговых караванов при гибели судов, например, в сражениях с пиратами, золото просыпалось в воду и доставалось русалкам. К тому же привела и авантюра Игоря, «потопившего богатство на дне Каялы — реки половецкой, просыпав русского золота» [15,67]. Это и напомнило русалкам «время бусово», время торговых корабельных караванов, дружной и изобильной жизни славянских племен, которую нарушило гуннское нашествие и которой положило конец нашествие аваров.
П. Й. Шафарик считал, что «некогда, задолго до призвания варягов, в странах между Понтом и Бельтом (между Черным и Балтийским морями) была несравненно большая населенность, образованность и общественность, нежели как думали прежние ученые» [16, разд. 4, п. 1].
В XIX веке во время строительных работ, рытья котлованов, которое в то время выполнялось вручную, на территории Киева были найдены многие тысячи римских монет, датированных II в. до н. э. — IV в. н. э. Они ходили по рукам, продавались в мелких лавочках, коллекционировались гимназистами и утрачивались для науки. Тем не менее несколько тысяч находок зафиксировано археологами. Сведения о них приводит М. Ю. Брайчевский в популярной книге «Когда и как возник Киев» [1, 31–52].
Академик Б. А. Рыбаков в своей работе «Город Кия» пишет: «Историческое значение многочисленных киевских монетных находок значительно шире, чем только констатация торговых связей этого участка Поднепровья с Римской империей. Если мы взглянем на общую карту монетных находок римского времени в Восточной Европе, то увидим, что место будущего Киева — самая северная точка массовых нумизматических находок. Следовательно, здесь кончались какие-то южные торговые пути, здесь, очевидно, велся широкий торг с более северными племенами, здесь среди «бора великого», вдали от опасных степняков укрывали полученные от римлян сокровища.
Другими словами, место будущего Киева (носившее тогда, разумеется, какое-то иное имя) уже в первые века нашей эры выделилось из среды других, стало отметной точкой на карте Восточной Европы».
Сказанное выше дает основание искать Киев среди шести городов, которые, по данным греческого географа II в. Клавдия Птолемея, были расположены вдоль реки Борисфен и имели следующие координаты (долготу и широту): Азагарий (56° — 50°40′), Амадока (56° — 50°30′), Сар (56° — 50°15′), Серим (57° — 50°), Метрополь (56°30′ — 49°30′), Ольвия, или Борисфен (57° — 49°) [17, 319]. На широте Киева оказывается город Амадока. Казалось бы, вопрос решен. Тем не менее, большинство исследователей отказывается отождествлять Амадоку с Киевом по различным причинам. Одни не доверяют указанным Птолемеем координатам из-за того, что Ольвия, положение которой достоверно известно, и географические пункты, координаты которых были привязаны к Ольвии, у Птолемея смещены на 2°18′ к северу от истинного положения. В связи с этим одни ищут указанные города в районе Запорожья, другие, по непонятной логике, в районе Смоленска. Третьи считают, что если Амадока и располагалась на месте Киева, то никак с ним не связана исторически, о чем, по их мнению, свидетельствует ее неславянское название.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
