И он выскользнул наружу, направившись к Веселому дворцу, где поджидал его могучий покровитель: Чезаре Борджиа.
IV. Римские ночи
Незадолго до того момента, когда шевалье де Рагастен преобразился в портного и занялся преобразованием своего камзола, дабы придать ему чуть лучший вид, Чезаре Борджиа проник в Веселый дворец в сопровождении четырех молодых людей. Чезаре и его эскорт быстро миновали великолепные салоны, где были собраны сокровища итальянского искусства. Они подошли к позолоченной бронзовой двери, охранявшейся двумя нубийцами – черными, как ночь, немыми, как мертвая тишина.
Чезаре дал знак. Один из нубийцев нажал на круглую ручку, и дверь растворилась.
…Далее был коридор, ведущий в тайную часть дворца.
Как только Чезаре и его спутники ступили за порог, дверь бесшумно закрылась Они оказались в некоем своеобразном вестибюле с высокими яшмовыми стенами. Напротив бронзовой двери находилась дверь из розового дерева, инкрустированная тонкой серебряной ковкой. На этот раз дверь охраняли две женщины: две абсолютно голые женщины скульптурной красоты. Они сидели, или скорее полулежали на пышных подушках. И эта дверь бесшумно открылась по приказанию Чезаре. Все еще в сопровождении эскорта он вошел в комнату меньшего размера, но обставленную с куда более изысканным и тонким шиком.
В комнате едва слышалась нежная музыка, в которой преобладали гармоничные аккорды флейты, виолы и гитары. Она доносилась как бы таинственными порывами, смешиваясь с женскими голосами, воспевавшими славу и любовь.
В комнате не было другой мебели, кроме поставца и огромного стола, но в изобилии разбросанные тут и там широкие, бархатистые подушки, толстые, украшенные вышивкой ковры приглашали отдохнуть. Накрытый стол привлекал блюдами, стоившими целые состояния. В них ждали гостей замороженные фрукты, варенья из экзотических ягод, пирожные, рецепты изготовления которых знала одна Лукреция; она сама их делала в своем дворце…
Несколько мужчин уже заняли места вокруг стола. Они не сидели, а полулежали по моде древних римлян на неких подобиях ложа. Среди них находилась только одна женщина. Это была хозяйка дворца, Цирцея этой волшебной пещеры, величайшая чародейка, правившая чувствами мужчин, сестра Чезаре, дочь папы – Лукреция Борджиа!
– Как вы поздно, братец!
– Простите нас, дорогая Лукреция, – ответил Чезаре. – Эти господа вместе со мной вернулись только вечером после долгой прогулки по Флорентийской дороге…
– Вы прощены… Но вы ничего не скажете своему брату?
Чезаре повернулся к мужчине, устроившемуся подле Лукреции и беспокойно вздрогнувшему при появлении Чезаре. Это был Франческо Борджиа, герцог Гандийский, второй сын папы, брат Чезаре и Лукреции.
Братья с улыбкой обменялись рукопожатиями, но каждый из них недоверчиво следил за движениями другого.
Лукреция внезапно наклонилась к Франческо, обхватила его голову руками и поцеловала в губы.
– Вот это братская любовь, – рассмеялся Чезаре, – или я ничего в этом не понимаю! Хотя считаюсь экспертом в данной области…
– И правда, – ответила Лукреция. – Я люблю Франческо, потому что он – самый лучший из нас.
– Вы слишком добры ко мне, сестра, – с тревогой в голосе возразил герцог Гандийский. – Вы забываете, что наш род обязан славой да и папским престолом шпаге Чезаре.
– Это верно! – подтвердил сам Чезаре. – Я достаточно искусно владею шпагой… Белое оружие – мой конек.
Проговорив эти слова, Чезаре выхватил кинжал и резким ударом вогнал его в крышку стола. Легкий гул прошелестел по залу. Франческо страшно побледнел. И только Лукреция звонко рассмеялась.
– Давайте ужинать! – весело предложила она.
Она быстро взглянула на матерчатую занавеску, и та заколыхалась. Тем временем служанки принялись за дело.
Лукреция Борджиа была одета, но лишь для того, чтобы показаться более желанной сотрапезникам. Легкая газовая материя едва прикрывала ее наготу, ее красоту, ее несколько массивные формы, словно высеченные из цельного куска мрамора.
Время от времени она бросала беглый взгляд к занавеси, незаметно подрагивавшей. Но как ни легко было это подрагивание материи, оно позволяло Лукреции понять, что кто-то смотрит на нее и слушает ее слова.
– О чем говорят в нашем славном городе Риме? – спросила Лукреция.
– Черт побери, синьора, там рассказывают удивительную, небывалую, невероятную историю…
– И что же это за история, герцог Риенци?
– Герцог! – почти умоляюще прервал ее Франческо Борджиа.
– Любовная история! – ответил герцог.
– Послушаем, что за история… – сказала Лукреция. – Любовь … Да это же единственная вещь, ради которой стоит жить и умирать!..
И в то же время она обвила шею Франческо.
– Рассказывайте, герцог! – приказала она томным голосом.
– Да, да! – закричали сотрапезники. – О любви! Будем говорить только о любви!
– О, – смутился герцог, – это история о чистой девичьей любви. Мне даже немного стыдно ее здесь рассказывать.
– Начинайте, – приказал Чезаре.
– Раз вы приказываете, монсиньор… Так вот, говорят, что однажды знаменитый капитан, самый благородный из тех, что есть, влюбился…
Взгляды присутствующих обратились на Чезаре.
– И притом, – продолжал герцог, – так сильно, как никогда еще не влюблялся. Утверждают, что его сердце сделано из бронзы, но теперь это сердце стало голубиным. Он вздыхает, томится… И что самое любопытное? Предмет его страсти остается неизвестным, и никто не может к нему приблизиться. И вот наконец история становится просто невероятной, и все-таки правдивой: неизвестная отклоняет с восторгом и признательностью все подарки этого великого капитана, отвергает и презирает их!
– А как зовут этого достойного влюбленного?
– Отгадайте! – запинаясь, пробормотал вконец опьяневший герцог Риенци… – Он среди нас.
– Не надо гадать! – прорычал Чезаре Борджиа. – Этот влюбленный – я! И горе тому, кто меня осудит!..
– Монсиньор!.. Поверьте…
– Что же до этой женщины, то клянусь вам: скоро она перестанет меня презирать!…
Лукреция рассмеялась:
– Итак, дорогой мой Чезаре, вы мне изменили?.. Покидаете меня?..
– Да нет! – ответил Чезаре, почувствовавший, как тяжелеет его мозг под опьяняющим действием вина, чувств и гордости.
Он продолжил, запинаясь:
– Нет, Лукреция, я не предам тебя. Ты – навечно моя! Как и она будет моей, тоже моей!.. Как и твоя жена, Риенци, была моей!.. Как и ты должна быть моей! Моей! Только моей! Вы слышите? Все вы?
Он тяжело дышал. Взгляд его метал кровавые молнии… И именно в эту минуту Лукреция поднялась и обеими руками обняла Франческо, герцога Гандийского. Франческо, смертельно побледнев, вынес ее поцелуй. Тщетно он пытался освободиться.
