«Англия в Сеистане всегда чинила препятствия России, — писал в секретной депеше гофмейстер Гартвиг в Главное управление Генерального штаба (ГУГШ), — нет сомнения, что самым тяжелым для престижа России последствием предложенной Англией сделки было бы то впечатление, которое произвел бы на персов наш отказ от наблюдения за Сеистаном; и шах, и его правительство усмотрели бы в этом сознание нашей невозможности, при нынешних политических условиях, защищать неприкосновенность персидской территории и готовность поэтому, на основании состоявшегося соглашения, уступить Англии вышеупомянутую провинцию»[33]. Правительство Британии на протяжении нескольких лет пыталось завладеть Сеистанской телеграфной линией, проведенной Россией, и предлагало взамен свою Мешедо-Тегеранскую телеграфную линию, которая для России была совершенно бесполезной[34]. Подобные столкновения не способствовали сближению двух стран и вызывали негативную реакцию российского Генерального штаба.
В британских дипломатических кругах с самого начала переговоров предполагали, что ближневосточный вопрос неизбежно возникнет.
Англия не только выразила готовность обсудить проблему Черноморских проливов в ходе переговоров по средневосточным вопросам, но и была склонна в обмен на уступки русской стороны на Среднем Востоке пойти навстречу пожеланиям Петербурга при пересмотре режима Проливов[35].
Такое резкое изменение курса внешней политики Британии на Ближнем Востоке было продиктовано активным проникновением Германии в этот регион.
Британские дипломаты всеми силами старались обострить русско-германские противоречия в Турции. Они видели, что царское правительство, ослабленное поражением в Русско-японской войне и революцией, стремится занять позицию нейтралитета в англо-германском единоборстве. В Лондоне знали, что самым уязвимым местом в отношениях России и Германии являются Турция и Балканы. «Мое собственное мнение таково, — писал А. Никольсон в годовом отчете, — что, если бы император и русское правительство были бы свободны от других политических уз (имеется в виду Франция), они были очень довольны заключить тесный союз с Германией, который, по их взглядам, представляет наиболее крепкий оплот монархических принципов вместе с наисильнейшей армией на континенте. Интересы России и Германии нигде прямо не сталкиваются, может быть, за одним исключением, правда, очень большим. Я имею в виду германскую политику по отношению к Османской империи»[36].
Строительство Германией Багдадской железной дороги в Азиатской Турции было для России крайне нежелательным. Осуществление этого грандиозного проекта позволило бы Германии поставить под свой контроль огромную территорию на Ближнем Востоке и создать серьезную угрозу экспорту хлеба, осуществлявшемуся через Проливы. «Совершенно ничтожная в настоящее время наша торговля с Турцией, — писал в своей книге П. Томилов, — будет лишена какого бы то ни было развития, и, наконец, подъем военного могущества нашего южного соседа, за спиной которого будет стоять Германия, окажет значительное влияние на наше стратегическое положение, особенно при борьбе с коалицией, к которой примкнет наш вековой враг — Турция»[37]. Царское правительство также проявляло немалую обеспокоенность проектом создания в Персии германского банка и постройкой ответвлений Багдадской железной дороги к персидской границе России[38]. «Германский капитал стремительно завоевывал страны Востока, — писал В. М. Хвостов, — натиск этот теперь, кроме Турции, распространился и на Персию. „Дойче банк“ выдвинул проект продолжения багдадской дороги на Тегеран, что сильно тревожило широкие круги русской буржуазии, заинтересованные в персидской торговле»[39]. Британский посол в Париже Ф. Берти, встретившись с А. К. Бенкендорфом[40] в Париже 9 (22) октября 1906 г., наотрез отказался принять доводы русского посла, доказывавшего, что Россия не хочет видеть Германию в Персии, но будет вынуждена найти с ней общий язык[41]. Он заявил Бенкендорфу, что, если принимать в расчет все германские требования в Персии, нечего и думать о соглашении между Англией и Россией[42]. Грей, представивший это сообщение королю, получил лаконичную резолюцию: «Германия, несомненно, действует против нас и у нас за спиной»[43].
Британия именно поэтому стремилась как можно скорее уладить дела с Россией. Из отчета старшего чиновника канцелярии МИД Долматова за 1906 и 1907 гг. видно, насколько обширна переписка между Петербургом и Лондоном во время подготовки соглашения. В 1906 г. из Великобритании было отправлено 1484 письменных документа в адрес российского МИД. Для сравнения: из всех других стран было отослано в Россию 2117 документов. Россия, в свою очередь, отправила в Великобританию 1118 единиц корреспонденции, тогда как в другие страны, по подсчетам Долматова, ушло 867 письменных единиц. В 1907 г. ситуация изменилась незначительно. Из Великобритании было отправлено в Россию 1033 документа, а из России в Великобританию почти вдвое меньше — 522. Из других же стран в 1907 г. в Россию поступило 2416 единиц корреспонденции, а МИД отправил за границу (без учета Великобритании) 1127[44]. Из этого можно сделать вывод, что Британия активно склоняла Россию к соглашению и буквально забрасывала ее корреспонденцией.
