Гунны хозяйничали в Европе около ста лет. Но их империя, которую в V веке сплотил и возглавил гуннский вождь Аттила, распалась после его смерти в 454 году. Этому распаду, по сообщению готского историка VI века Иордана, способствовал тот факт, что «…сыновья Аттилы, коих, по распущенности его похоти, [насчитывалось] чуть ли не целые народы, требовали разделения племен жребием поровну, причем надо было бы подвергнуть жеребьевке, подобно челяди, воинственных королей вместе с их племенами»{14}. Однако подчиненные гуннам народы, прежде всего германские племена, не захотели, чтобы их делили по жребию, «будто они находятся в состоянии презреннейшего рабства». Восстание возглавил король гепидов Ардарих, решающая битва произошла в Паннонии, близ реки Недао (в Центральной Европе). Здесь было убито почти тридцать тысяч гуннов и их союзников, погиб и любимый старший сын Аттилы по имени Эллак{15}. Его братьев германцы гнали до берегов Понтийского моря (нынешнее Черное). «Так отступили гунны, перед которыми, казалось, отступала вселенная».
После разгрома при Недао племя гуннов, по сообщению Иордана, заняло «свои давние места»{16}. Что это были за места, историк не уточняет, — впрочем, гунны его с этого момента не слишком интересовали, поскольку он писал историю готов. В… полном смысле слова «давние места» побежденные, конечно же, занять не могли, поскольку понятие «гунны» распространялось к этому времени на» множество племен, вовлеченных в Гуннский союз за долгие годы странствования хунну от границ Китая на запад. Во всяком случае, часть этих племен действительно отступила обратно на восток (хотя, конечно, не до границ Китая).
В Причерноморских степях, на Кубани и на Нижнем Дону осели гунно-болгарские племена: утигуры, кутригуры и, возможно, некие «болгары». Впрочем, раннесредневековые историки вольно обращались с этнонимами и могли использовать слово «болгары» в том числе и как синоним слова «гунны»{17}. Но так или иначе, те осколки Гуннского союза, которые позднее действительно получили имя «болгары», или «булгары», осели в Причерноморье — это были отюреченные угры, присоединившиеся к гуннам еще во времена их победоносного шествия на запад{18}. За несколько веков совместного существования они в значительной степени смешались со своими бывшими завоевателями — археологи отмечают, что в погребениях, которые оставлены в местах расселения гунно-болгар, иногда встречаются скелеты с присущими хунну монголоидными чертами{19}.
Забегая вперед, отметим, что эти болгары, в отличие от современных, еще не имели никакого отношения к славянам. Позднее часть из них захватит север Балканского полуострова, куда незадолго до того переселятся некоторые славянские племена. Слившись с ними и с местными фракийцами, они и составят население нынешней Болгарии, дав ей свое имя. Но пока что гунно-болгарам предстояло кочевать в степях Юго-восточной Европы, с тем чтобы в середине VII века образовать в Прикубанье Великую Болгарию, вскоре завоеванную хазарами. Часть болгар после этого уйдет на запад, другие — на север, но многие останутся жить на территории Хазарского каганата, став одним из самых многочисленных народов, населяющих это государство, и создав (вместе с аланами) салтово-маяцкую археологическую культуру.
Еще одним осколком Гуннского союза были савиры (сабиры), поселившиеся в основном на территории нынешнего Дагестана, но порою встречавшиеся вплоть до притоков Терека и Верхней Кубани и совершавшие регулярные набеги по всему Закавказью{20}. Они, как и гунно-болгары, были потомками завоеванных гуннами угров{21}. Византийский историк VI века Агафий Миринейский писал, что савиры — народ «величайший и многочисленнейший, весьма жаден одновременно и до войны и до грабежа, любит проживать вне дома на чужой земле, всегда ищет чужого, ради одной только выгоды и надежды на добычу присоединяясь в качестве участника войны и опасностей то к одному, то к другому и превращаясь из друга во врага. Ибо часто они вступают в битву в союзе то с римлянами, то с персами, когда те воюют между собой, и продают свое наемное содействие то тем, то другим»{22}.
В VI веке савиры были самым крупным объединением кочевников в степях Предкавказья{23}. И Византия, и Иран жаждали видеть их своими союзниками, чем савиры беззастенчиво пользовались, торгуясь, изменяя и заключая союзы с бывшими противниками, причем разные их племена могли оказываться по разные стороны фронта. Византийский историк первой половины VI века Прокопий Кесарийский писал о них:
«Сабиры являются гуннским племенем; живут они около Кавказских гор. Племя это очень многочисленное, разделенное, как полагается, на много самостоятельных колен. Их начальники издревле вели дружбу одни с римским императором, другие с персидским царем. Из этих властителей каждый обычно посылал своим союзникам известную сумму золота, но не каждый год, а по мере надобности»{24}.
Известность савиры приобрели в 515–516 годах{25} своими походами в Армению и Малую Азию. В 521 году они вновь воюют в Малой Азии, сначала вместе с Византией против Ирана, потом — наоборот. В 527 году савиры снова изменяют своим очередным союзникам: их предводительница (женщина!) по имени Боа (Боарикс) выступила на стороне Византии и уничтожила 20-тысячное войско союзников Ирана. Под началом у Боа имелось, по сообщению византийского хрониста VIII–IX веков Феофана Исповедника, сто тысяч человек{26}.
Савиры прославились как замечательные инженеры, которым даже просвещенные византийцы отдавали должное. Прокопий рассказывает, как небольшая группа савир случайно оказалась в римском (то есть византийском) войске, осаждавшем крепость Петру. Люди эти отнюдь не являлись специалистами по осадным машинам — это был отряд, присланный для того, чтобы получить переданные императором Юстинианом I деньги и доставить их на родину через горы, занятые враждебными племенами. Надо полагать, для такой опасной, но не слишком интеллектуальной миссии были выбраны крепкие вояки, а не инженеры. Однако, оказавшись волею судеб под стенами осажденного города, эти презираемые римлянами варвары оказали своим союзникам огромную помощь. «Кода они увидали, что римляне при сложившихся обстоятельствах не знают, что делать, и попали в безвыходное положение, они придумали такое приспособление (машину), какое ни римлянам, ни персам, никому от сотворения мира не приходило в голову, хотя и в том и в другом государстве было всегда, да и теперь есть, большое количество инженеров».
