— Мисс… сестра, — обратилась к Салли девушка, — я готова за гинею плюс фунт на материю сшить это все для вас. И жакет, и юбку, и серое повседневное форменное платье с накидкой, и передник. Швейная машинка у меня есть. И все будет не хуже готового — обещаю. И без задержки. Только что получила заказ. Ремешок у вас уже есть, не сомневаюсь. А вот шляпку, вуаль и туфельки вам самой придется прикупить.
— Вуаль у меня уже имеется, — заявила Салли, будто рассчитывая умерить коммерческий пыл особы в оранжевом платье.
В ответ ее собеседница с овальным личиком в явном недоумении тряхнула головой. Нет, этим девчонкам явно некуда деньги девать. Интересно знать, из каких они семей. Не удивилась бы, если их отцы оказались банкирами или на худой конец сельскими врачами.
Но Салли явно спасовала перед жизнерадостной откровенностью натуры этой девушки.
— Спасибо, но мы с сестрой уже собрались в «Хордерн»[1].
— Да, бросьте вы, — не отставала девушка, склонив голову и глядя на Салли из-под рыжеватых бровей. Одни расценили бы этот взгляд как настырный, другие — как проявление решимости и нежелание упустить явно выгодную сделку. — Брось ты, дорогуша, — полушепотом продолжала девушка, — не понравится моя работа, ни гроша с тебя не возьму. Не считая фунта за материю. Так что рискни уж и пожертвуй фунт на меня для начала. Ладно, заберешь и его в случае чего, ну, если вдруг одежда придется не по вкусу. Из серой саржи? Меня уже ею завалили, саржей этой. Сколько уже сшила из нее одеяний для монашек, вроде никто не жаловался.
Салли колебалась. Но ее воодушевляла реальная перспектива снизить расходы, а то, как энергично эта девчонка ее уговаривала, придавало всему оттенок игры, избавлявшей от нудного и сбивавшего с толку шлянья по магазинам. Обе застыли в ожидании, думая каждая о своем.
— Послушай, — девушка наконец решила прервать затянувшуюся на несколько секунд паузу. — Я вполне могла бы наняться в какую-нибудь мастерскую и закабалить себя на веки вечные.
— Значит, фунт в задаток?
— Нет-нет, забудь, — ответила девушка. — Вижу, что ты меня надувать не собираешься. Не надо никаких денег. — И тут же добавила, видимо, ради того, чтобы поставить точку на рассмотрении благонадежности Салли: — Ты из какой больницы?
Салли сказала ей, из какой. Как солдатик из никудышного полка признается, где служит. Девушка кивнула, судя по всему, ничуть не удивившись географическому названию — «Район Маклей».
— А я из Сент-Винсента, — сообщила портниха. — Меня обучали монахини. Зовут меня Онора Слэтри. Но не выношу, когда меня называют Норой. Так что завяжи узелок на память — Онора. И покончим с этим.
Салли тоже представилась. Эта новоявленная портниха, вероятно, из тех ирландок, которые, как правило, не могут уяснить, где заканчивается обычное упрямство и начинаются дурные манеры. Как говаривал ее отец, они заполонили всю Австралию с севера и до юга и с запада до востока своими лошадиными бегами, пьянкой и тайной ненавистью к британской короне.
— Твердо тебе обещаю, — заверила ее Онора Слэтри, будто пытаясь рассеять сомнения Салли, невольно приписавшей ей явно диссидентские намерения, — что не собираюсь обдирать тебя как липку. Просто надо прикопить деньжат для себя и для мамы. Наш старик тянет лямку в порту. Временами денег хоть отбавляй, а случается, что с хлеба на воду перебиваемся. — И подмигнула Салли. — А фунт вообще-то на тот случай, если ваш кораблик вдруг на дно пойдет, — завершила монолог Онора Слэтри.
Салли расхохоталась и покачала головой, явно не соглашаясь со столь мрачным исходом. Девушки обменялись адресами.
— Можешь, когда закончишь, через мою тетку передать, — пояснила Салли, — вот возьми ее телефон.
— Матерь Божья! — изумилась Онора. — И не знала, что имею дело с аристократией.
— Да какая там аристократия, — устало возразила Салли. — Я из семьи фермеров. Дойка, и все такое. Но — прошу тебя — ты уж постарайся не напортачить. Потому что, если испортишь мне платье, Наоми заживо меня сожрет.
— Не боись, не напортачу.
И тут дама, называвшая себя главной медсестрой Эпплтон, подудев в хриплый горн, призвала присутствующих к вниманию. На лице этой особы запечатлелась вошедшая в плоть и кровь привычка распоряжаться всем и вся.
Главная медсестра объявила, что, дескать, всем им надлежит вновь прибыть сюда ровно через неделю к восьми утра для армейского инструктажа — их проинформируют о будущем месте службы. И вдобавок ознакомят со всеми обязанностями, которые полагается знать назубок всем санитарам и санитаркам, как на передовой, так в тыловых госпиталях. А сейчас предстоит заполнить еще один бланк, касающийся выплаты военного жалованья, а потом все могут разойтись по домам или же вернуться к исполнению обязанностей сестер в гражданские больницы. Те, кому предстоит проехать до дома больше двадцати миль, могут рассчитывать на компенсацию дорожных расходов.
Все бросились к столам, на которых лежали бланки, ручки с перьями и стояли чернильницы. Зрелые дамы локтями прокладывали себе путь в толпе желторотых сестричек, только что сдавших экзамены. Заполненные бланки тщательно проверяли и после этого опускали в картонные ящички. Покончив с этим, женщины неуверенной походкой покидали помещение. Вот так все просто — служишь годами, а все умещается на одном-единственном разлинованном листочке бумаги, который суешь в какую-то убогую картонную коробку.
На лестнице ее дожидалась Наоми — натягивая бархатные перчатки, Салли было подумала, что сестра заговорит о покупках, однако Наоми считала, что первым делом надо дать телеграмму отцу. Кому-кому, а ему уж в первую очередь полагается знать, что с его дочерьми.
— А кто будет посылать?
— Я. Так будет справедливо.
И Салли, зажав в кулачке приготовленные на телеграмму деньги, решила посвятить себя чудаковатому занятию — созерцать караульное помещение у ворот, где двое солдат в широкополых шляпах охраняли Казармы Виктории от козней германского кайзера. Стоявшие у ворот, поддразнивая друг друга, молодые люди также дожидались своей очереди зайти на охраняемую территорию и предложить себя армии.
— Я съезжу на пару дней домой, — сказала Салли. — Ведь дорогу мне все равно оплатят. Надо со старшей все утрясти, и с папой тоже.
Но сначала Салли порядка ради решила наведаться домой к Оноре в Энмор. Та жила в унылом, но шумном доме с многочисленными братьями-сестрами, худой как щепка, но моложавого вида матерью, увальнем-отцом, уткнувшимся на кухне в «The Australian Worker»[2]. Внимание Салли в первую очередь привлекла превращенная в швейную мастерскую веранда.
