Сейчас она с мрачным видом сидела в выставочном зале у высокого двустворчатого окна, что было ее обычным настроением, странным образом составлявшим немалую часть ее привлекательности для Чарли. Она пила шерри, не пьянея, что вполне могло свидетельствовать о том, что она волнуется за него. Неожиданно для него мельбурнское лето она перенесла почти стоически.
Они сильно нуждались, несмотря на то, что он иллюстрировал книгу и журнал, а она получила место в магазине одежды. Они снимали небольшой дом в Кобурге. Ожидая приезда гостей Бернарда, она нервничала, будто вся мерзость глухомани, куда ее затащил Чарли, вот-вот должна была окончательно проявиться.
К счастью, первым посетителем оказался художник — русский эмигрант Пиляков, почетный член Общества искусств Виктории. Чарли не замедлил познакомить его с Эстель, в Париже она всегда была без ума от эмигрантов, несмотря даже на то, что русский граф мог подавать напитки в отеле «Георг Пятый» или обслуживать модный обед в качестве официанта. Пиляков на время отвлек Эстель от размышлений о том, что она, с ее собственными художественными амбициями, здесь делает и купят ли эти варвары хотя бы одну работу Чарли.
При взгляде на нее его внезапно осенило, что когда-нибудь она его бросит ради типа Наподобие Пилякова, но, как ни странно, это не станет для него большой трагедией.
От грустных мыслей его отвлек приход художников. Измученные преподаванием или рисованием карикатур и книжных иллюстраций ради случайного заработка, они радовались даровому хересу. Их появление навело на мысль, а способна ли Австралия прокормить хоть одного художника, не то что целое племя. К Чарли подошли прекрасно одетые молодой человек и его жена, судя по лицам, из Восточной Европы, и восторженно высказались о его картинах. Он познакомил их с Эстель, и она была им необыкновенно благодарна.
В одно мгновение полупустая галерея оказалась забита до отказа. Теперь Бернард Фавенк метался по залу, взмокший от волнения.
— Ты видел Кастанов? Самые культурные люди в Мельбурне. Они евреи, видишь ли, и разбираются в подобных вещах. Как никто другой из частных лиц, они продуманно собирают коллекцию австралийского искусства. Я имею в виду настоящую коллекцию, а не случайные картины для украшения стен. И они купили оба твоих пейзажа Западного округа. Сынок, тебе повезло сразу снискать их расположение. Когда придешь домой, не забудь помолиться, чтобы Кастан прожил долго и у него не переводились деньги.
Произнося эти слова, он похлопывал Чарли по непокалеченной правой руке, пытаясь отстраниться от него, именно в тот момент Чарли, как он позже говорил искусствоведам, испытал острое волнующее прозрение, что станет австралийским художником.
Он вздрогнул, заметив что-то мучительно знакомое у дверей в другом конце студии. Это было тонкое лицо Наоми, версии потерянной Салли. В черно-белом платье и изящной черной шляпке-колоколе она до боли пронзила его расцветом своей красоты. Она нерешительно улыбнулась ему, словно боясь, что он ее не узнает. Внезапно нахлынувшая боль потери заставила комнату и все происходящее в ней отступить куда-то вдаль.
Тут он заметил, что рядом с ней в коричневом костюме стоит Кирнан, и на его лице нет тюремный бледности. Очевидно, этим летом оно уже видело солнце свободы. Он нерешительно подошел к ним. Наоми раскинула руки. Обнимая ее, он невольно ощутил то же самое, взращенное бушем крепкое тело, некогда, пусть и совсем недолго, знакомое ему по объятиям Салли. Он услышал, что она всхлипывает, и ему тоже захотелось расплакаться. Когда она отпустила его, он увидел слезы у нее на ресницах и улыбку. Он пожал руку Кирнану.
— А, — сказал он, — вы на свободе!
— Стараниями Наоми и леди Тарлтон, — сказал Иэн. — В любом случае после того, как наступил мир, стало уж совсем бессмысленно держать нас в заключении.
— Должен предупредить, — сказал Чарли Наоми. От одного взгляда на нее сердце вновь сжалось от чувства невосполнимой потери. — Надеюсь, это тебя не обидит. Я здесь с подругой.
— Ну, разумеется, у тебя есть девушка, — сказала Наоми.
— Я думаю, она понимает, было бы несправедливо… чтобы у меня никогда не было никого… Ну, ты понимаешь.
— Салли никогда не ценила себя, — сказала Наоми. — Да и я тоже.
Они стояли и смотрели друг на друга, понимая, что говорят об очень важных вещах.
— А еще, — сказал Чарли, — я запрещаю вам покупать мои полотна. Одно ваше присутствие здесь слишком большая честь для меня.
— Дорогой мой, — засмеялся Иэн Кирнан, — разве вы не знаете, что Наоми всегда делает то, что хочет?
Настало время познакомить их с Эстель. Обернувшись, он через всю комнату позвал ее. К Наоми, Кирнану и Чарли она подошла, сохраняя следы подозрительности на хорошо накрашенном лице. А эти трое ждали ее, без слов соглашаясь, что реальность не в состоянии ничем заменить Салли.
