Вслед за Поло в 1293 году в Китай прибыл посланец папы францисканский прелат Джованни Монтекорвино, проживший здесь до самой смерти в 1328 году. Его можно считать первым миссионером — распространителем римско-католической веры в Китае. Вместе со своими помощниками и сподвижниками — Пьетро из Лукалонго, Арнольдом из Кельна и неким хирургом из Ломбардии — он построил христианский храм в Пекине, окрестил около 5 тысяч китайцев, в том числе и самого монгольского хана и одновременно китайского императора У-цзуна. Надо, конечно, учитывать, что при традиционном синкретизме китайцев обращение их в христианство не влекло за собой отказа от других привычных и исконных верований и обрядов. Но активная миссионерская деятельность служила сближению дальневосточной и средиземноморской культур.
В 1307 году папа назначил Монтекорвино «архиепископом всего Китая» с резиденцией в Пекине, предполагая создать семь или десять епископатов. Для этого папский престол направил в Китай группу своих представителей, но дошли сюда только трое из них. Все они последовательно занимали епископскую кафедру в единственном, помимо Пекина, епископате Цюаньчжоу (крупный портовый город того времени). Известно имя лишь одного из них — Андреа из Перуджи. Усилиями Монтекорвино в Китае в начале XIV века было основано несколько францисканских монастырей: три в Пекине и по одному в Цюаньчжоу, Ханчжоу и Янчжоу. Есть краткое упоминание о том, что Монтекорвино удавалось поддерживать связь с Италией через венецианских купцов, прибывавших в Китай через Кафу (Феодосию). Это дает возможность предположить, что земляки Марко Поло время от времени продолжали появляться в Китае.
В 20-х годах XIV века в Китае действовал еще один миссионер-францисканец — Одорико Маттиусси из Порденоне. Он, как и Марко Поло, описал свое путешествие в Китай, а также в Тибет, где побывал, очевидно, первым из европейцев. Он ссылается на «многих людей в Венеции», которые могут подтвердить истинность его рассказов. В 30-х годах в Китае пребывал некий «франк Андрей», который в 1338 году по велению Великого хана возглавил монгольское посольство к папскому двору. В ответ папа направил в Пекин миссию из 32 человек во главе с францисканцем Джованни Мариньоли, который прожил там примерно с 1342 по 1346 год и засвидетельствовал существование в столице великолепной епископской резиденции и множества церквей.
Впоследствии интенсивность миссионерской деятельности в Китае заметно спадает. Попытки назначить преемника Мариньоли не увенчались успехом. Последняя была предпринята в 1370 году, когда посланец папы Гильом Дюпре вместе с двадцатью спутниками пропал по пути в Пекин. Есть, правда, упоминание, что в конце XIV века архиепископский престол там занимал францисканец Шарль, француз по национальности, который много сделал для распространения христианства в Китае. Однако он не оставил преемников, и в 1384 году римский папа объявил об упразднении епископата в Пекине.
Главной причиной прекращения столь интенсивно развивавшихся связей европейские историки традиционно называют нежелание императоров династии Мин, утвердившейся в Китае в 1368 году, поддерживать контакты с далекими иноземцами. Однако дело здесь, конечно, не в нежелании китайских властей. Падение Юаньской империи окончательно сняло угрозу монгольского нашествия на Европу, чего так опасались папский престол и многие королевские дворы западных стран. Отсюда резкое падение заинтересованности самих европейских политических кругов в постоянных связях с Китаем. К тому же во второй половине XIV века на Ближнем Востоке быстро усиливается турецкая держава, которая становится непосредственной угрозой европейцам. Она перекрывает наиболее освоенный, сухопутный путь из Европы на Дальний Восток. Последним из европейцев, который посетил Китай до появления здесь португальцев, был венецианский купец Никколо Конти, путешествовавший по Востоку по своей инициативе в период между 1419 и 1444 годом и добравшийся до Нанкина.
За столетнюю паузу в западных странах вновь образовался информационный вакуум относительно Китая, а там, в свою очередь, потускнели представления о европейцах. Неудивительно, что Колумб и его спутники отправились искать за Атлантическим океаном прежде всего Индию, а не расположенный восточнее Китай. Неудивительна и та неосведомленность, которая была проявлена китайцами при появлении у их берегов португальских кораблей. Китай как бы заново открывался европейцами. Вместе с тем эти «новые» европейцы имели совершенно иные цели, нежели их предшественники, посещавшие Китай. Это были не путешественники, не странствующие купцы, не христианские миссионеры. Это были предприимчивые искатели богатств Востока и конкистадоры, пытавшиеся закрепить там свои позиции.
Китайская официальная доктрина поддержания внешних связей предполагала неукоснительное признание всеми иноземцами априорного сюзеренитета императора над всеми прочими народами и государями. Поэтому привезенные д'Андраде дары — обычное явление в посольских отношениях того времени — интерпретировались в китайских документах и летописях как поднесение дани китайскому двору, а цели посольства трактовались как стремление испросить милостивого признания со стороны высокого престола. Последовало распоряжение: закупить по установленной цене «местные товары», доставленные португальцами, а самих их отправить обратно. Однако целью посольства д'Андраде было войти в контакт непосредственно с центральным правительством. Поэтому, как отмечено в китайских летописях, «те люди долго оставались и не уходили». Более того, сообщалось, что португальцы «грабили проезжих и даже хватали и поедали малых детей».
Португальцы действительно не спешили покидать берега Китая, подыскивая место для своей торговой фактории. С этой целью д'Андраде отправил один из своих кораблей на разведку вдоль юго-восточного побережья страны. Он также сумел договориться с властями провинции Гуандун о праве торговли в Тамао и непосредственно в главном морском порту на юге Китая — Гуанчжоу (Кантоне). Уходя, д'Андраде оставил миссию во главе с Томе Пирешем, на которого была возложена задача во что бы то ни стало попасть к верховному двору. Обстоятельства благоприятствовали этому. Император в то время предпринял путешествие в свои юго-восточные пределы. Путем подкупа Пиреш получил разрешение на прием к монарху. У посла были все шансы добиться цели, но португальцы помешали сами себе.
В 1518 году к берегам Гуандуна подошли корабли Симао д'Андраде — брата упоминавшегося Фернао. Его люди повели себя здесь как хозяева, не считаясь с местными властями. Как сообщают китайские хроники, пришельцы «стали еще больше грабить торговцев и добрый люд, строить дома и возводить укрепления, намереваясь надолго поселиться здесь». Это, естественно, рассердило китайцев. Императору напомнили, что султан Малакки, выражавший ему верноподданнические чувства, был изгнан португальцами с престола, за что они должны нести ответ перед Китаем. В результате императорским указом португальцам предписывалось возвратить Малакку законному владельцу, и посольство Пиреша было отослано от двора. Судьба посла и сопровождавших его людей не известна: по одним данным, их схватили и казнили в Гуандуне, по другим — посадили в тюрьму.
Конфликт с португальцами почти совпал по времени с обострением борьбы с так называемыми японскими пиратами у берегов Китая. Все это побудило китайские власти вновь ужесточить ограничение отношений с заморскими странами. Но местные власти, получавшие прямую выгоду от морской торговли, настаивали на смягчении запрета. К концу 20-х годов XVI века строгости были ослаблены для всех, кроме португальцев, которые своим поведением резко отличались от всех известных в Китае иноземцев. Тем не менее среди местных властей у них были и защитники. В частности, в конце 20-х годов военный губернатор южных провинций Гуандун и Гуанси Линь Фу подал пространный доклад, где доказывал преимущества легализации торговли с португальцами. Центральный двор согласился с его доводами. Как пишут китайские хроники, «с этого времени португальцам было разрешено заходить в гавань Сяншаньао (Макао) для ведения торговли, и их люди вместе с вьетнамскими купцами беспрерывно ходили к провинции Фуцзянь и обратно». В 1535 году в городок Хаоцзин, недалеко от Макао, было переведено местное Управление торговых кораблей, которое регулировало торговлю с иноземцами. Через два года португальцам удалось получить место для «просушки товаров» в районе Макао, и, воспользовавшись этим, они возвели здесь свои склады.
