— Она же получает за это деньги, верно? — сказал Эдвин. — Так почему она лезет на стенку?
Леди Райс выписала Роберту Джеллико чек на сумму, которая, согласно кассовому аппарату, лежала на ее счету, — без одной тысячи 832 000 фунтов.
— И все эти деньги на вашем текущем счету! — ошеломленно сказал Роберт Джеллико. — Не положены в банк, выплачивающий более высокие проценты, и даже не вложены в строительное общество? О чем только думала ваша мать?
Миссис Уайт думала главным образом о Джеральде Уэзерли, не понимая, почему Одри, его жена, так несговорчива и почему Мэри, дочь Джеральда, прежде такая задушевная подруга Анджелики, прошла мимо нее по улице, даже не повернув головы. Миссис Уайт, как и ее дочери, казалось странным, что в мире столько людей, которые просто не хотят, чтобы вы были счастливы.
— Берите деньги, — величественно говорила Анджелика всем и каждому. — Деньги — ничто. Вложите их в Райс-Корт, если вам так хочется. Семья Райсов теперь моя семья, и она включает вас, Роберт.
И правда, Роберт Джеллико с его плоским лицом, с его тяжелыми веками и миной кардинала — серого кардинала — выглядел старомодным и в то же время сугубо современным воплощением решительного райсовского духа. Именно он жонглировал всеми мячами семейных финансовых дел, и ни единый не падал. Несмотря на его усложненную любовь к Эдвину и явное неприятие Анджелики, они знали, что на Роберта Джеллико можно положиться. Роберт понимал деньги, а недвижимое имущество требует присмотра. Если деньги Анджелики пошли на самые трепетные, наиболее уязвимые, требующие жертвоприношений операции, связанные с поместьем Райсов (последними внутрь, первыми наружу), в зону прицельного огня коммерческого танка, то ведь это была пошлина, которую Анджелике полагалось уплатить, потому что она не принадлежала к презентабельной семье, не имела социального положения — ничего, кроме денег и совсем недавней свадебной церемонии. Роберт Джеллико позаботился, чтобы деньги Анджелики не были непосредственно употреблены на ремонт Райс-Корта, на случай будущей тяжбы и любых претензий, будто резиденция эта представляет собой совместное имущество. Он был не так глуп, а она ничего не заметила. Кто, едва вступив в брак, предвидит развод?
В тот день, когда поместье Райсов поглотило ее деньги, Анджелика приподнялась, села в постели и сказала:
— Эдвард, надо это прекратить, и сейчас же. Мы оправились от нашего прошлого, которое было болезнью. Больше я травки не курю.
И она сдержала слово, так что он вскоре тоже утратил эту привычку. Они огляделись, увидели то, что у них было, — все такое многообещающее, так зачем бы Анджелике расщепляться? Она вполне справлялась такая, какой была; ей не требовались союзницы.
(5) Леди Райс, три года брака…Тратила много времени на то, чтобы забеременеть. То есть теперь в постели с Эдвином она только около двенадцати часов из двадцати четырех забывала принимать противозачаточные меры. Если не куришь травку, необходимо найти себе занятие. Она осознала, что будет очень приятно быть двумя в одной и носить этого второго внутри себя — такие мысли навевали на нее уютную дремотность. Если появится младенец, двенадцать часов бодрствования, слоняния будут проходить легко и естественно, без задоринок, без подстегивания. Теплый молочный запах, младенческая мягонькость, скользкий, медовый запах джонсоновского «Бэби ойл» сведут дни воедино, уподобят день ночи, лето — зиме, кровать и часы бдения неразличимы: ее окружит всеобщее уважение; ее мать против обыкновения будет думать о ней, об Анджелике, а не о своем любовнике Джеральде Уэзерли и вытекающем из этого Гадком Разводе (Одри все еще оставалась несговорчивой); явятся из «Хеллоу» и нащелкают фотографий: Анджелика и Эдвин прильнули друг к другу, а в ее объятиях — младенчик в длинной белой крестильной рубашечке. Сама Анджелика крещена не была — ее имя, чувствовала она, было слишком уж переливчатым.
— Меня, — сообщила она Эдвину, — называли Джелли, Ангел и Анджела. Анджелика кажется всем слишком длинным и неудобным именем.
— А я его люблю, — сказал Эдвин. — И всегда любил. Бледно-зеленые полоски на глазури торта. Я поэтому на тебе и женился.
Эдвин всегда называл ее полным именем, тщательно и с нежностью отчеканивая слоги, чтобы посмаковать каждый. Ан-джел-и-ка. Ей это нравилось. И когда ее младенчика окрестят, чувствовала она, ее имя станет полной ее собственностью. Она никому не позволит его сокращать, а младенчик получит имя, не поддающееся сокращениям и уменьшениям.
— «Хеллоу» было бы очень недурно, — сказал Эдвин, — и они нам заплатят, потому что мы титулованные, но объектив камеры запылится. Фотографии не получатся, тут ведь все на ладан дышит.
Эдвин, как соглашались все, был склонен смотреть на вещи мрачно и ничего хорошего не ждать от материального мира. С его точки зрения, разочаровавшись еще до начала, он обеспечивал себе успех хотя бы в одном — в своей изначальной правоте. Но Анджелика старалась пробудить в муже бодрость, и он правда приободрялся.
Эдвин начал опасливо брать топор, чтобы срубить дерево-другое на землях поместья, убрать затрухлявившуюся балку, прежде чем она самостийно рухнет на стол столовой или на кровать; он научился прослеживать шорохи древоточцев, расщеплять дерево, добираться до прожорливой семейки жучков и по просьбе Анджелики уносить их в ту или иную конюшню, где они не могли причинить особого вреда. Такую вот власть она имела над ним вначале. Анджелика, добросердечная ко всем живым существам, пусть они и разрушали ее дом, пожирали ее наследство.
Каждый лунный месяц Анджелика кровоточила. Доктор Блисдейл объяснил, что марихуана выводится из организма очень медленно, а наркотики, пусть Эдвин с Анджеликой и уверяли, что практически ее больше не курят, действительно препятствуют зачатию.
— Но она же не наркотик, — сказал Эдвин Анджелике, — а листья растения. И зачатию они никак не препятствуют. Басня, выдуманная силами закона и порядка.
Год спустя доктор пошел дальше и приписал неспособность Анджелики зачать ущербу, который понесла сперма Эдвина из-за употребления наркотиков в прошлом. Эдвин отказался сдать сперму на анализ, и Анджелика его не винила. Процедура эта им обоим показалась омерзительной.
— Ревновать к какой-то пробирке! — сказал Эдвин. — Кто, кроме тебя?
— Кроме меня — никто! — сказала Анджелика.
Они обратились к более молодому партнеру доктору Розамунде Плейди, и она сказала, что беспокоиться нечего: времени еще предостаточно. Они оба молоды. А дети рождаются, когда родители готовы для них. Это сильно успокаивало, тем более что Анджелика все больше утрачивала уверенность в своей готовности к родительским обязанностям. Убеждения юности сходили на нет, сомнения взросления усугублялись. Если ты никогда не будешь способна родить ребенка, так к чему мучиться и хотеть его? Притворись, что ты его не очень-то хочешь, и притворство станет правдой: приберегай джонсоновский «Бэби ойл» для его надлежащей цели — секса.
— Ты ведь по-прежнему стараешься? — спросил Эдвин, заметив, что начало месячных больше не вызывает слез.
