Надежда на развитие ситуации в России и мире таким образом, чтобы стало возможным возвращение на родину, хотя и ослабевала, но все-таки сохранялась у большей части бывших военнослужащих. И именно это обстоятельство сплачивало их, заставляло сохранять русскую идентичность, язык, культуру, традиции и ценности, связанные с родиной.
Естественное старение бывших военнослужащих, утрата физических сил остро ставили, с одной стороны, социальные вопросы, связанные с поддержкой ветеранов, а с другой стороны — требовали активизации работы среди эмигрантского юношества, вовлечения его в ряды воинских организаций. Мировой экономический кризис, начавшийся в 1929 году, тяжело сказался на положении эмигрантов и больно ударил по их уровню жизни. Относившиеся, как правило, к категории беженцев, они в первую очередь теряли работу, лишались пособий, оказывались без средств к существованию. Это углубляло пессимизм эмигрантов, заставляло их заниматься сиюминутными проблемами выживания, не оставляло сил для продолжения борьбы. Многочисленные документы свидетельствуют об отчаянном положении многих эмигрантов и их семей.
В этих условиях военные эмигрантские организации пытались предпринимать меры оказания помощи своим членам, содействовать хотя бы в какой-то степени решению их материальных и социальных проблем. Председатель Русского Обще-Воинского Союза генерал Кутепов издал, например, в 1929 году приказ №28, предписывавший образование особых благотворительных комитетов при начальниках отделов РОВСа с учреждением и Центрального благотворительного комитета при председателе РОВСа. Тем же приказом всем благотворительным комитетам предлагалось к 1 января 1930 года сообщить в Центральный комитет ряд необходимых сведений. В своем последнем приказе, посвященном празднику Рождества Христова и Новому 1930 году, генерал Кутепов указывал, что «если нам тяжело на чужбине, то там, на родине, еще тяжелее». «Русский народ не прекратил своей борьбы с поработителями, — подчеркивал он, — и нам надо еще теснее сплотить ряды, помня, что наша сила — в беззаветной любви к Отечеству и верности нашим военным традициям».
Тяжелое материальное положение подталкивало некоторую часть бывших военнослужащих к принятию иностранного подданства, что позволяло легче пережить тяготы кризиса. Это не поощрялось ранее и довольно болезненно воспринималось руководителями военных эмигрантских организаций. Но новая ситуация заставляла их корректировать свою позицию. В отношении лиц, принявших иностранное подданство и по разным причинам вышедших из состава РОВСа, в приказе, подписанном генералом Кутеповым в это время, говорилось: «Само собой разумеется, что никаких препятствий к возвращению в будущем в ряды Русской армии чинимо не будет — лишь бы перешедшие в иностранное подданство сохранили любовь к родине-матери и не потеряли бы нравственного облика, присущего русскому воину».
Жесточайшие меры экономии, сокращение расходов, в том числе в деятельности эмигрантских организаций и союзов, также относились к числу способов облегчения сложившейся тяжелой ситуации. Показательным в этом отношении является пример, когда в канун наступавшего 1932 года начальник военной канцелярии РОВСа генерал Н.Н. Стогов направил от имени председателя Союза письмо, в котором призывал воинские части, организации и отдельных офицеров отказаться, «ввиду переживаемого экономического кризиса», от письменных поздравлений и визитов во время предстоящих Рождественских праздников и Нового года, направив эти средства на безработных.
Организации РОВСа и другие воинские объединения пытались организовывать сборы средств для помощи безработным эмигрантам — бывшим военнослужащим, изыскивали иные формы и способы для облегчения их положения.
Тяжелое материальное положение многих эмигрантов вело к обострению конфликтов, выяснению отношений, сведению счетов, нетерпимости в эмигрантской среде. Таким образом, экономические проблемы повседневного бытия способствовали осложнению социальных, культурных, психологических отношений среди эмигрантов.
Вместе с тем поступавшие в эмиграцию из СССР с конца 20-х годов вести об обострении борьбы внутри страны, нараставшем сопротивлении, в том числе активном, правящему режиму внушали надежды на скорый и неминуемый его крах, подталкивали радикально настроенных эмигрантов к активным действиям, которые ускорили бы подобный исход. Бесспорным лидером в организации подрывной деятельности против СССР в эмиграции в конце 20-х годов, без сомнения, оставался генерал Кутепов. Он был последовательным сторонником «активной работы», укрепления боеспособной террористической организации в эмиграции, заброски мобильных боевых групп в СССР для осуществления актов террора. Целью «активной работы» была парализация советской власти и организация массового восстания в Советском Союзе. Особые надежды возлагались при этом на широкое недовольство крестьян политикой «сплошной коллективизации» и их массовое повстанческое движение, растущую оппозицию советской власти в городах, разложение Красной Армии и структур советского и партийного аппарата.
Во время встречи в ноябре 1929 года и беседы со своим бывшим командиром генералом А.И. Деникиным Кутепов утверждал, что в России распространяются серьезные волнения. «Никогда еще столько людей не приезжало ко мне “оттуда” с предложением сотрудничать с их подпольными организациями», — говорил он. Все это внушало ему и его соратникам надежды на скорые глубокие перемены в СССР и крах правящего в стране режима.
Деятельность генерала Кутепова и возглавляемого им Русского Обще-Воинского Союза являлась, как показало время, периодом наибольшей консолидации и успешности этой организации, своего рода пиком веры в успех усилий, направленных на борьбу с советской властью. В свою очередь, советские спецслужбы видели в этом генерале и его организации серьезнейшую угрозу государству и обществу. Поэтому руководство ОГПУ приняло летом 1929 года решение об устранении Кутепова и предприняло необходимые меры для успешного осуществления этой операции, которая должна была одновременно стать и акцией устрашения эмиграции. После уничтожения названного генерала произошел спад активности антисоветской борьбы, началось ослабление, превратившееся со временем в постепенную деградацию РОВСа, и свертывание активной деятельности всей российской военной эмиграции в целом.
Обострение международных отношений на рубеже 20-х и 30-х годов, тесно связанное с мировым экономическим кризисом, активизация экстремистских и милитаристских сил, жаждавших нового передела мира, и в том числе за счет СССР, усиливали, казалось бы, позиции сторонников активных и решительных антисоветских действий в среде военной эмиграции. На Дальнем Востоке, после оккупации Японией Маньчжурии в 1931 году, и в Европе после прихода фашистов к власти в Германии в 1933 году произошло складывание очагов грядущей Второй мировой войны. Это вселяло оптимизм в лидеров военных эмигрантских организаций, сторонников решительной борьбы с советской властью. Они надеялись, что действия в первую очередь милитаристских кругов Японии, непосредственно граничившей с СССР, а затем и Германии, приведут к началу новой антисоветской интервенции против Советского Союза и будут способствовать свержению правящего в стране режима.
Таким образом, в Русском военном Зарубежье в начале 30-х годов присутствовали разные, и в том числе противоположные, противоборствующие тенденции. Лишь время и реальное развитие событий должны были показать, какие силы и тенденции возьмут верх.
