Растрата и неравенство представляют собою оборотную сторону картины, своего рода «черную книгу капитализма». Они напоминают нам о том, что капитализм — это лишь отступление истории, а не ее конец; что если его не преодолеть, создав систему, которая положит конец глобальной поляризации и экономическому отчуждению, он может привести только к самоуничтожению человечества.
Построение гражданской демократии предполагает, что общественный прогресс должен быть основан на внедрении демократии, а не зависеть исключительно от рынка, который никогда не приносил ожидаемых выгод.
Первое последствие: игнорируемые об нищание и поляризация мира
Является ли нищета или обнищание прямым последствием процесса накопления? Сегодня модно рассуждать о нищете и о необходимости ее если не искоренения, то по крайней мере сокращения. Это все рассуждения о благотворительности в стиле XIX века, в которых почти нет места анализу экономических и социальных механизмов, порождающих нищету, а ведь мы живем в эпоху, когда у человечества достаточно научных и технологических возможностей, чтобы ее полностью искоренить.
Капитализм и новый аграрный вопрос
Все предшествовавшие капитализму общества были крестьянскими, пусть методы ведения сельского хозяйства были различными. При этом определяющая стратегия капитализма (максимальная рентабельность капитала) была им чужда. Капиталистическое сельское хозяйство, представленное классом новых богатых крестьян и даже хозяев модернизированных латифундий или большими владениями, которые эксплуатировались транснациональными агропромышленными корпорациями, подготовило наступление на крестьянское сельское хозяйство. Зеленый свет этому наступлению был дан на встрече ВТО в Дохе в ноябре 2001 года. Однако в настоящее время сельскохозяйственный и крестьянский мир все еще составляет по крайней мере половину человечества. Но этот мир разделен на две части, которые полностью отличаются как экономически, так и социально.
Капиталистическое сельское хозяйство, управляемое принципом рентабельности капитала, сосредоточено в Северной Америке, Европе, в южной части Латинской Америки и в Австралии. В нем занято несколько миллионов фермеров, которые, по сути, не являются «крестьянами». Но производительность их хозяйств — результат механизации (распространяющейся исключительно на эти регионы) и объема сельскохозяйственных площадей, находящихся в их собственности, — дает возможность получать урожай от 10 000 до 20 000 центнеров зерновых на работника в год.
С другой стороны, крестьянским земледелием занята почти половина человечества — три миллиарда человек. Эти земледельцы, в свою очередь, разделяются на тех, кто воспользовался достижениями «зеленой революции» (удобрения, пестициды, высококачественные семена), но все еще почти не механизировал хозяйство — и их производительность колеблется в пределах от 100 до 500 центнеров на работника, и на тех, кто не получил пользы от «зеленой революции» — их производительность составляет лишь около 10 центнеров на работника.
Соотношение между производительностью хорошо оборудованного земледелия и крестьянского земледелия, которое до 1940 года составляло 10:1, сегодня составляет 2000:1. Другими словами, темпы роста производительности сельского хозяйства в значительной степени превзошли темпы роста в других сферах деятельности, что привело к сокращению действительной цены в пропорции 5:1.
Капитализм всегда сочетал созидательное измерение (накопление капитала и развитие производственных сил) с рядом деструктивных измерений, таких как сведение человека к роли рабочей силы, рассматриваемой как товар; долговременное разрушение надежных естественных основ воспроизведения средств производства и жизни; уничтожение сегментов более древних обществ, а порой и целых народов, как, например, североамериканских индейцев. Капитализм всегда одновременно и «интегрировал» (например, рабочих, подвергавшихся различным формам эксплуатации все расширяющимся капиталом, он «использовал» их в самом прямом смысле), и исключал (в частности, тех, кто, потеряв позиции, которые они занимали в более старых системах, не были интегрированы в новую). Но на этапе своего роста, в прогрессивной фазе, он скорее интегрировал, чем исключал.
Теперь все обстоит совершенно иначе, что вполне конкретно и драматически продемонстрировал новый аграрный вопрос. На конференции в Дохе в ноябре 2001 года ВТО потребовала интегрировать в сельское хозяйство целый комплекс общих правил «конкуренции». Если это произойдет и сельскохозяйственные и пищевые продукты превратятся в «такой же товар, как и все остальное», это повлечет за собой определенные последствия, поскольку между агропромышленными предприятиями, с одной стороны, и производителями-крестьянами — с другой, существует явное неравенство.
Дополнительные двадцать миллионов современных хозяйств — если предоставить им стратегически важные площади (при этом отобрав их — в первую очередь лучшие почвы — у производителей-крестьян) и доступ к рынкам капитала, что позволит приобрести нужное оборудование, — могут полностью вытеснить крестьянскую продукцию, потребляемую ныне состоятельными городскими потребителями. Однако что станет с этими миллиардами неконкурентоспособных производителей-крестьян? За несколько десятков лет они будут безжалостно истреблены. Что станет с миллиардами людей, в большинстве своем уже живущих за чертой бедности, но все еще способных так или иначе прокормить себя? Трети из них это уже едва удается (три четверти голодающих нашей планеты проживают в сельской местности). Пятьдесят лет относительно конкурентного индустриального развития, даже если согласиться с фантастической гипотезой о стабильном семипроцентном годовом росте для трех четвертей человечества, просто не могут дать возможности для выживания этой оставшейся одной трети. Другими словами, капитализм по своей природе не способен решить крестьянский вопрос, и единственная перспектива, которую он может предложить, — это планетарные трущобы для «лишних» пяти миллиардов человек.
Мы подходим к той точке, когда для того, чтобы предоставить новое пространство для экспансии капитала («модернизация сельскохозяйственной продукции»), станет необходимым уничтожить целые человеческие сообщества.
Двадцать миллионов новых эффективных производителей (вместе с семьями — пятьдесят миллионов человек) — с одной стороны, и пять миллиардов «исключенных» — с другой. Конструктивная составляющая этой операции не сравнима с гигантским размахом катастрофы, которую она вызовет. Из этого я могу заключить одно: капитализм вошел в фазу настоящего старческого маразма и полного упадка. Управляющая системой логика не может более гарантировать элементарное выживание половине человечества. Капитализм стал варварским и прямо призывает к геноциду. И как никогда прежде необходимо заменить эту логику развития другой, более рациональной.
Апологеты капитализма утверждают, что аграрный вопрос в Европе был решен вместе с исходом населения из деревень. Так почему бы странам Юга два столетия спустя не повторить ту же модель? Но они забывают, что сосредоточенные в европейских городах XIX века промышленные предприятия и сфера обслуживания нуждались в обширных трудовых ресурсах, а также что излишки аграрного населения в массовом порядке эмигрировали в Новый Свет.
