Вот таких-то, реальных и нереальных, можно назвать «выжившими», де Мариньи, и все же и целакант, и «Несси», и все прочие — геологические младенцы в сравнении с теми существами, которых я имею в виду!
Здесь Кроу сделал паузу, встал и устало прошагал по полу, усеянному книгами и бумагами. Он подлил мне бренди, после чего вернулся на свое место за письменным столом и продолжил свой рассказ:
— Поначалу эти выжившие древние существа стали являться мне в сновидениях, но теперь я считаю, что мои сны материализовались. Уже немало лет мне известно, что я — сильный медиум. Знаю я и о том, что ты также наделен этим талантом, хотя и в меньшей степени. (Услышать такое от Титуса Кроу — это было величайшей похвалой!) Но лишь недавно я осознал тот факт, что эти мои «чувства» продолжают работать — и еще более эффективно, на самом деле, — когда я сплю. При этом, де Мариньи, в отличие от давно исчезнувшего друга твоего отца, Рэндольфа Картера, я никогда не был великим сновидцем, и обычно мои сны беспорядочны, смутны, фрагментарны — а все из-за того, что я ем на ночь и засиживаюсь допоздна. И все-таки некоторые из моих сновидений… иные!
Так вот… Несмотря на то, что я не сразу осознал, что мой талант медиума работает и во сне, у меня хорошая память, и к счастью — а может быть, к несчастью, в зависимости от обстоятельств, — моей памяти помогает то, что я — сколько себя помню — всегда скрупулезно записывал все свои сны, когда они бывали яркими и необычными. Только не спрашивай меня, зачем и почему! Мне говорили, что вести записи — характерно для оккультистов. Но какова бы ни была причина, похоже, я записал почти все, что когда-либо со мной происходило важного. А сновидения меня всегда зачаровывали.
Он махнул рукой, указав на разбросанные по полу вещи.
— Тут, под некоторыми картами, ты найдешь книги Фрейда, Шраха, Юнга и еще пяти-шести других авторов. Но вот что произвело на меня большое впечатление не так давно: мои самые эксцентричные сновидения лет за тридцать, а то и больше, по времени совпадали с более серьезными и далекоидущими событиями в мире бодрствования!
Позволь, я приведу тебе несколько примеров.
На краю стола у Кроу лежало несколько тонких ежедневников. Он выбрал один из них, открыл на заложенной странице.
— В ноябре и декабре тысяча девятьсот тридцать пятого года мне то и дело снился страшный сон, в котором фигурировали одни и те же страшные существа. Крылатые, безликие, похожие на огромных летучих мышей твари носили меня каждую ночь над фантастическими горными пиками, острыми, как иглы. Эти бесконечные странствия должны были перенести меня в какое-то странное измерение, но я все никак не мог туда попасть. Мне слышались странные эфирные песнопения, которые я затем обнаружил в «Хтаат Аквадинген», а стало быть, это составная часть «Некрономикона»[1] — вещи жуткой и кошмарной, де Мариньи! Еще мне снилось совершенно адское место за чужеродными джунглями: большущий неровный круг гниющей земли, в центре которого непрерывно вертелась какая-то Тварь в желчно-зеленом плаще, и этот плащ жил своей чудовищной жизнью. Безумие, подлинное безумие присутствовало в самом воздухе! Я все еще не до конца расшифровал многие закодированные строки в «Хтаат Аквадинген» — и, Бог свидетель, не собираюсь! — но те напевы, которые я слышал в своих снах, процитированы там, и одному Богу известно, что может быть вызвано с помощью этих жутких строк!
— А в мире бодрствования? — не выдержал и спросил я, хотя и помнил, что Кроу просил его не перебивать. — Что происходило в реальном мире, когда тебе снились эти жуткие сны?
— Что ж, — протянул Кроу, — кульминацией стал ряд ужасных происшествий в канун Нового года в психиатрической больнице «Оукдин» неподалеку от Глазго. На самом деле, пятеро пациентов в ту ночь умерли в своих одиночных палатах, а еще погиб медбрат — на дороге, ведущей к больнице, прямо рядом с ней. На него, по всей видимости, напал какой-то зверь. Тело было разорвано и кошмарно изжевано! Мало этих смертей, которые, все до одной, остались необъясненными, там еще одна медсестра сошла с ума, а еще пятерых пациентов, прежде считавшихся «безнадежными», выписали — как абсолютно здравомыслящих и ответственных граждан! Если хочешь, можешь прочесть об этом случае, у меня есть газетная вырезка…
Ну, ты, конечно, можешь сказать, что эти происшествия никак не связаны с моими снами, но, как бы то ни было, после кануна Нового года меня эти ужасные сны беспокоить перестали!
И это еще не все. Ходили слухи, будто бы в ночь перед этим ужасным происшествием самые тяжелые больные в клинике «Оукдин» предавались какому-то безумному песнопению. И я думаю, что мог рискнуть и догадаться — что это было за песнопение. Могу даже предположить, для чего оно было предназначено.
А пока — продолжим.
За следующие лет тридцать, — продолжал Кроу, закрыв первый ежедневник и взяв более свежий, — мне периодически снова снились кошмары — в целом, не более двух десятков, и все они, безусловно, записаны мной. Один из них я помню особенно отчетливо, и мы к нему вернемся и обсудим более подробно через минуту. Но в конце тысяча девятьсот шестьдесят третьего года, начиная с десятого ноября, произошло новое жестокое вторжение в мои сновидения. На этот раз мне стала сниться огромная подземная крепость, населенная тварями, которых я не желал бы увидеть вновь — ни во сне, ни наяву.
И эти существа, населявшие подводную цитадель на дне моря, они были… даже не знаю, как сказать… мерзкие ужасы из самых ужасных доантичных мифов. Их просто не с кем сравнить, кроме жутких представителей Цикла Ктулху и Йог-Сотхота. Большая часть этих тварей была занята какими-то загадочными приготовлениями — то ли магическими, то ли научными, и в этой подводной деятельности им помогало нечто неописуемое и богохульное, более похожее на горы подвижной слизи, чем на разумные существа. Они смутно напоминали описанных в «Некрономиконе» Шогготов — опять-таки из Цикла мифов о Ктулху.
Так вот, эти Шогготы — я их про себя стал называть «морскими Шогготами» — были явно подчинены своим мерзким господам, однако несколько Шогготов стояли на страже около одного из главных существ. И у меня создалось безумное впечатление, будто бы этот… эта Странная Тварь, совершенно безумная — состояла из человеческого разума, впихнутого в тело одного из жутких обитателей моря!
Стоит подчеркнуть, что и в это время, пока мне снились эти сны, в реальном мире, где люди бодрствуют, происходили довольно-таки страшные происшествия. По всей стране случались мятежи в психиатрических клиниках, происходили сборища сектантов в Западном Мидленде и на северо-востоке, случилось немало жутких самоубийств среди богемы. Кульминацией этого периода стало появление острова Сюртсей[2] — в Атлантике, поблизости от островов Вестманнаёйяр.
Конечно, тебе известна, де Мариньи, главная тема мифов о Цикле Ктулху: что придет такое время, когда Властелин Ктулху восстанет со своего скользкого трона в морских глубинах Р’льеха[3] и заявит права на свои царства на суше? В общем, все это выглядело ужасно пугающе, и долгое время я со страхом собирал газетные вырезки и статьи насчет образования острова Сюртсей. Однако больше ничего особенного не происходило, и Сюртсей со временем остыл и превратился в новый остров — абсолютно безжизненный, но вместе с тем загадочный. У меня такое чувство, Анри, что Сюртсей стал всего лишь первым шагом, и что эти кошмарные гады из моих снов на самом деле реальны, и что они собирались поднять на поверхность целую цепь островов и странно построенных городов — то есть стран, затонувших в туманные, незапамятные эпохи, чтобы тем самым начать продуманную атаку на здравомыслие всей вселенной. Атаку под руководством Властелина Ктулху, его «братьев» и их приспешников, которые некогда правили там, где теперь правят люди.
