Вартегау
Мы стояли во французской провинции Нормандия, в Мортене, Сурдевале и окрестных деревнях, когда в 31-ю пехотную дивизию поступил приказ от 6 сентября 1940 года, отменявший прежнее распоряжение о подготовке вторжения в Англию и ставивший задачу передислокации 82-го пехотного полка. По соображениям секретности место назначения полка не было нам сообщено. Было лишь приказано подготовиться к пятидневной поездке по железной дороге.
Несколько дней спустя полк был уже в Вартегау[40]. После четырехдневного пути поезд штаба полка ранним утром 14 сентября прибыл на станцию Вайценфельд в Плешене (польский Плешев. – Ред.). Там нас оповестили, что мы прибыли в пункт назначения. Перспектива задержаться здесь надолго никого из нас не прельщала: неприметная, убогая железнодорожная станция, забытая богом деревня, серое, без просветов, небо, с которого сыпался мелкий моросящий дождь, и осенний холод, и бескрайний тусклый горизонт – все это отнюдь не облегчало нам смену живописных нормандских пейзажей на унылую восточную равнину. Молодежь была сильнее разочарована тем, что в отправке из Франции видела поначалу предзнаменование мира и возвращение в места постоянной дислокации – в Геттинген и Нортхайм.
Семимесячное пребывание в Вартегау в военном отношении оказалось весьма полезным для подготовки к войне с Россией, но первоначальные надежды на уют и отдых очень скоро развеялись как дым. Местность эта, вопреки первому впечатлению, оказалась очаровательной и прелестной. У тех, кто пробыл там те месяцы, Плешен (Плешев), Кошмин (Козмин) и Яроцин оставили самые приятные воспоминания о начале долгого и трудного пути, который было суждено впоследствии пройти полку. Мы никогда не сможем забыть душевное расположение и гостеприимство, проявленное в отношении нас жившими там немцами, пережившими в 1918 году смену государственности, но оставшимися верными своему немецкому происхождению. Этим людям было тяжело переносить неопределенность будущего уже тогда – никто не знал, будет война с Россией или нет. Они во всяком случае надеялись, что вооруженного конфликта с ней удастся избежать. Для населения этих немецких пограничных земель поражение обернулось бы окончательной потерей родины и имущества.
Разница в культуре между польскими территориями и бывшей прусской (до 1919 г.) провинцией Позен (Познань) – Вартегау – была просто разительной. Внешний вид городов, деревень, дорог и сельскохозяйственных угодий, расположенных по эту сторону имперской границы 1918 года, был чисто немецким. Собственно Польша начиналась по ту сторону реки Просны. Сто двадцать пять лет прусского господства подняли позенские земли до уровня остальной монархии. Просна стала разграничительной линией между страной прусских колонистов и сферой славянского влияния.
В противоположность неблагоприятным условиям расквартирования, с которыми столкнулись части 31-й дивизии, расположившиеся в польских районах в Калите, Кутно и Лодзи, части, устроившиеся в Плешене (Плешеве), Яроцине и Кошмине (Козмине), наслаждались почти мирными условиями жизни. В том, что касалось сооружений для размещения и тренировки личного состава (казармы, плацы, стрельбища и полигоны), здесь нам были созданы самые благоприятные условия. Служба проходила, можно сказать, практически в условиях мирного времени, что было очень полезно для планомерного обучения солдат и поддержания дисциплины.
Затем последовали весьма болезненные изменения в составе ядра нашего полка. Во вновь сформированную в Бергене (близ Целле в Нижней Саксонии к северу от Ганновера) 131-ю пехотную дивизию были переданы некоторые подразделения 31-й пехотной дивизии. Одному только 82-му пехотному полку пришлось отправить в Берген 3-й батальон[41], противотанковую роту и роту полевых орудий, а также, помимо этого, передать в 12-й пехотный полк 31-й пехотной дивизии часть личного состава. Все эти перемещения касались только людей; вооружение и обмундирование они получали в тех частях и подразделениях, куда их переводили. Оружие, боеприпасы, военное оборудование, лошади, повозки и автомобили остались в распоряжении 82-го пехотного полка, командованию которого пришлось восполнять убыль личного состава за счет внутренних резервов и прибывшего с родины в октябре 1940 года пополнения. Уровень боеспособности ослабленного по численности почти на треть полка в течение нескольких месяцев оставался весьма условным. То, что за время передышки в военных действиях зимой 1940/41 года нам удалось ликвидировать это ослабление, вызванное раздроблением частей и соединений, не в последнюю очередь было связано с тем, что командование сухопутными силами поняло, что дальнейшее раздувание количества соединений скажется на их качестве и боеспособности.
