— Я думала, ты за меня порадуешься!
— Извини, Виола. Конечно, я рада за тебя. Я просто запуталась. Всего несколько часов назад — неужели действительно нужна была такая спешка?
Виола запрокинула голову и расхохоталась:
— Конечно, рыбак — совсем не тот, кто подошел бы мне для жизни. Но более чувственного секса, чем с ним, у меня никогда не было.
«Даже с Христианом?» — вертелся у Бригитты вопрос, но она успела вовремя его проглотить.
— А что, если мы пригласим этого рыбака завтра на ужин?
— Нет!
— Нет так нет. Тогда завтра я позову для тебя другого сотрапезника. Евангелос, он из столицы. Увидишь, он точно будет что надо. Журналист, издает нашу местную газету…
Бригитта расписывала достоинства неведомого Евангелоса, а тем временем мозги ее племянницы трудились над планом спасения.
— Стоп, стоп! — воскликнула Виола и, защищаясь, подняла руки. — Я узнаю у Никоса, может быть, он захочет завтра вечером прийти к тебе в гости. И тогда, я думаю, у тебя будет возможность изучить его под микроскопом.
— Но ты не обязана это делать, если не хочешь. — Взгляд тетушки был невинным. Как у льва в саванне, который крадется за добычей.
— Я знаю, Бригитта. Спокойной ночи! — Виола быстро обняла ее и поспешила уйти в свою комнату. И еще долго стояла в тот вечер у окна и смотрела на море.
На следующее утро сразу после завтрака Виола одолжила у родственников моторку. А одеться она постаралась как можно соблазнительнее — в узкие короткие брючки и приталенную блузку.
Тем не менее она приказывала себе не слишком радоваться встрече с Никосом. Но все равно ничего не могла поделать с бабочками, которые трепетали крылышками в ее душе все сильнее по мере приближения к рыбацкому суденышку, скрытому утесом.
«Интересно, заметил он мою лодку или нет?» — гадала Виола.
И нервничала от предположений. Она не привыкла к обращению с мужчинами, которые, как он, не задумываясь дают волю чувствам. Христиан всегда держал под контролем свои эмоции и подчинял их рассудку. Секс с Христианом всегда был приятным, но никогда — захватывающим.
Виола удивилась самой себе: настолько откровенно она вдруг это сформулировала. Ее любовь с Христианом существовала в другой плоскости. Им всегда было о чем поговорить. Физиология играла второстепенную роль.
Но Никос… При мысли о нем внизу живота она чувствовала полный страстного ожидания трепет. Ее непреодолимо влекло к нему. А он? Тянет ли его к ней так же, как ее к нему?
Вот он появился на палубе. Вот он машет ей рукой. Узнал! Виола глубоко вздохнула; сердце ее заколотилось. Она нерешительно помахала в ответ.
Никос легко спустился по трапику в ее моторку.
— Подожди, я помогу тебе пришвартовать лодку.
Виола протянула ему конец, он взял его и привязал морским узлом.
— Рад снова видеть тебя, Виола.
Он протянул руку, чтобы она могла опереться, поднимаясь на яхту. И не сразу ее убрал, когда она уже стояла на палубе.
— Вообще-то мне хотелось, чтобы ты пришла. — Его голос звучал чарующе низко и интимно.
Виолу обдало жаром. На этот раз Никос был одет в длинные шорты, но продолжал на нее действовать сногсшибательно сексуально. По счастью, ее рассудок сам переключился на авторежим.
— Рада слышать, что наша встреча оставила у тебя приятные воспоминания.
На его губах появилась улыбка. Виола замолчала — авторежима рассудку хватило на одну фразу. Дальше она просто разглядывала лицо того, с кем вчера потеряла голову.
Тонкий аристократичный нос, энергичный подбородок. В темно-карих глазах она на секунду утонула. Густые черные волосы дикой, но явно ухоженной гривой падают на плечи. Все та же небритая щетина.
Их разделяли считанные сантиметры. Она едва дышала, не в силах справиться с ощущением близости его обнаженного торса. Она боролась с искушением дотронуться до черных вьющихся волосков на его груди. Рассудок снова включился и предостерег: «Лучше попрощайся и уходи».
— Почему ты здесь?
Как же бередит сердце звук его голоса!
Виола сухо сглотнула, прежде чем ответить:
— Я хотела бы… пригласить тебя на ужин.
Его брови взлетели вверх, а она торопливо продолжила:
— У моей тетушки навязчивая идея меня пристроить, и она приглашает мужчин для меня одного за другим.
Виола густо зарделась, с опозданием сообразив, что выставила себя этакой нескладехой, которую никто не приглашает на танец. И тут же по его взгляду почувствовала, что у него совсем иные мысли. Он рассматривал ее так, что сейчас она ощущала себя самой соблазнительной женщиной в мире.
— Ты будешь моим алиби, — выдохнула она.
— Алиби?
— До тех пор, пока моя тетушка будет смотреть на тебя как на моего постоянного спутника, она не станет знакомить меня с другими мужчинами.
— У тебя что, нет сил отказаться… раз ты вынуждена обманывать?
— Я не люблю обижать людей.
— Тогда опасная жизнь у тебя, Виола. — Он взял прядь ее волос и медленно заправил за ухо. Это прикосновение лишило ее последней возможности сохранять спокойствие и продолжать беседу. Больше всего она не хотела, чтобы он убирал руку.
Желание почти лишало ее рассудка. Почему рядом с ним она не в состоянии мыслить ясно? Биение собственного сердца оглушало ее…
Рука Никоса переместилась ей на шею, и он губами захватил ее рот. По телу пробежали тысячи крохотных молний.
Никос еще крепче притянул ее к себе. Она почувствовала его бедра и ощутила, насколько он возбужден.
Вчера в воде она восприняла их страсть как нечто почти нереальное и мистическое. Здесь же, на палубе, Никос производил на нее впечатление силы, даже грубой силы. И это возбуждало ее еще сильнее.
Вдруг тишину разорвал корабельный гудок. Мимо на катере пронеслись туристы. Они махали руками и что-то приветственно им кричали. Виола глубоко вздохнула и спрятала лицо в ладонях Никоса.
— Я знаю, где нам не помешают. Идем, — сказал он и потянул ее в каюту.
Виола послушно дала увести себя с палубы.
— Здесь нам не помешает никто, — повторил Никос с многообещающей улыбкой, увлекая ее к кровати.
Блеск его глаз обжигал.
Слабый голосок разума нашептывал, что она еще может остановиться, сказать «нет» и покинуть это опасное место. Сверхусилием она приподняла голову, чтобы сделать именно это. Он поймал ее взгляд и, словно поняв ее, обнял.
Нет, остановиться она уже не может. Ей тридцать четыре. Три года, три тяжелых года она прожила, оплакивая умершего мужа. Три года мир был для нее бесцветным и пустым. А теперь в нем заиграли краски, и он наполнился дивными мелодиями страсти. Отказаться от всего этого она не в силах. Христиан мертв. Она никогда не сможет снова его обнять, прижаться к его груди.
