— На рынок. А ты оттуда? Есть работа?
— Какая работа, ты что, не слышал? Революция! Императора свергли! Хватит уж, попила эта маньчжурская гнида нашей кровушки! Теперь сами себе хозяевами будем. Долой чиновников! Да здравствует свобода!
Новости потрясли Цзэдуна. Нет, волнения в народе ходили давно. Все говорили о продажности имперского двора, о засилье иноземных империалистов, о необходимости реформ и перемен. Но революция — это было что-то новое.
В течение нескольких дней все жили в ожидании чего-то неизвестного и оттого казавшегося страшным. Губернатор провинции Хунань примкнул к восставшим войскам и собирал собственную армию. Однажды вечером в дом, где жил Цзэдун, постучали. Хозяин выглянул во двор, а спустя несколько минут позвал юношу.
— Это к тебе.
В темноте осенней улицы Мао разглядел только силуэт худощавого мужчины в плаще. Он не сразу узнал своего приятеля и одноклассника, который сообщил ему о начале революции.
— В прямом. Губернатор объявил мобилизацию. Это не опасно! Почти. Ведь открытых боев почти нет. Так просто, пугают друг друга.
Забегая вперед, скажем, что приятель Цзэдуна сильно кривил душой. Синьхайская революция оказалась жестокой и кровопролитной. Усугубляло ситуацию и то, что при ослаблении имперской власти (а 12 февраля 1912 года последний император из династии Цин, захватившей китайский престол в 17 веке, отрекся от престола) активизировалась борьба различных кланов и группировок. Каждый хотел урвать свой кусок и выловить всю рыбку в мутной воде восстаний. Человеческая жизнь, и без того не слишком ценная в Китае, в эти дни обесценилась окончательно. Пожалуй, только редким везением Цзэдуна (очевидно, судьба берегла его для других испытаний) можно объяснить тот факт, что юный и неопытный связной, рыская между раздробленными частями армии, не получил ни одного ранения.
Революция — это не званый обед, не литературное творчество, не рисование или вышивание; она не может совершаться так изящно, так спокойно и деликатно, так чинно и учтиво. Революция — это восстание, это насильственный акт одного класса, свергающего власть другого класса[1].
В этот период Цзэдун приобрел бесценный опыт сразу в трех направлениях: он научился выживать, познакомился с идеями социализма (крайне популярными у солдат) и… впервые влюбился..
— Ты читал последний номер «Сянцзян жибао»?
— Нет еще, а что там?
— Помнишь этого русского анархиста, Ленина? Там его новая статья! Это что-то потрясающее. Он пишет о войне и империализме, о том, как нас обманывают и заставляют проливать свою кровь за чужие богатства. Странный он, этот русский! Такое ощущение, что он жил среди нас. И даже лицо китайское — присмотрись! Наверняка, в роду кто-то из наших был.
Солдатам армии губернатора постоянно подкидывали свежую газету. Она поражала Цзэдуна свободой мысли и широтой идей. Здесь было все, о чем ему грезилось — национальное единство и социальная справедливость, равенство и братство, всеобщее понимание и любовь.
Надо сказать, что в последнее время теоретические представления о любви у Мао перешли во вполне практическую плоскость. Солдатское общество привлекало девушек из соседних деревень. Они летели на свет костров, как мотыльки, и не боялись обжечь свои крылышки. Общая атмосфера неразберихи, неясного будущего и мрачных прогнозов нарушила моральные устои. Девушки хотели любить и быть любимыми здесь и сейчас. Ведь завтра могло и не наступить.
* * *
В армии Цзэдун пробыл всего полгода. Ему хватило, чтобы досыта наесться подгорелой кашей, мокрыми портянками и непродуманными, противоречащими друг другу командами из центра. В школу возвращаться не было смысла, и Мао отправился в родную деревню. Какими бы напряженными ни были отношения с отцом, это показалось ему более приемлемым, чем рисковать жизнью за сомнительные права губернатора.
Впрочем, жизнь в деревне после учебы в городе и армейского опыта показалась юноше еще более тупой и скучной, чем раньше. Он не находил себе места от одной мысли о том, что ему придется сменить отца и наследовать его дело, он впадал в тоску.
Цзэдун много читал, много думал и даже пытался вести дневник. Его первая жена еще несколько лет назад была отправлена обратно к родным, мать всячески старалась порадовать сына, то готовя его любимые блюда, то вспоминая старые легенды и сказания. Но юношу уже не привлекали сказки. Будда казался ему эгоистичным и ленивым. Новая жизнь требовала новых идей. Энергия переполняла Цзэдуна и не находила выхода. В конце концов он твердо решил порвать с карьерой землевладельца и резко изменить судьбу.
В 1913 году Мао приезжает в город Чанша — столицу провинции Хунань с твердым намерением продолжать образование. Он с блеском выдержал вступительные экзамены и стал студентом педагогического училища. Учеба в педагогическом училище способствовала знакомству Мао с прогрессивной молодежью, которая придерживалась некого сплава толстовских, коммунистических и анархических идей, неокантианства и младогегельянства.
Среди тех, с кем он постоянно встречался, чтобы обсудить последние новости и поспорить о будущем страны, были и девушки.
Они совсем не походили на подружек детства Мао из его деревни. Худощавые, в большинстве своем некрасивые, они опровергали все его представления о женственности. Они курили, ругались, как грузчики, и с пеной у рта отстаивали собственные убеждения. Их сложно было представить женами и матерями, зато с ними так замечательно спорилось!
Дискуссии были бурными и зажигательными и зачастую затягивались на всю ночь. Цзэдун с парой друзей снимал комнату у одного зажиточного горожанина. Девушки не стеснялись оставаться ночевать. Эти прокуренные, полные споров и непонятного электричества ночи запомнились Мао на всю жизнь.
Здесь было настоящее равенство и дружба — у приятеля (или приятельницы) можно было одолжить чистую рубашку, перехватить монету до ближайшего заработка. По вечерам скидывались и закатывали настоящие пиры — варили кашу в единственном котелке, ломали на всех зачерствевшую лепешку. Последнюю сигарету пускали по кругу, и было в этом что-то непередаваемо волнующее и эротическое.
Для Мао эти годы навсегда остались в памяти эталоном общинной жизни. Не зря уже в зрелом возрасте он попытался осчастливить опытом коммун всю страну.
* * *
Тао Сыюн склонилась над книгой, сильно сгорбив худую спину. Цзэдун украдкой любовался ее ломаным профилем. Не очень красивая, но, безусловно, умная девушка была старше его на пару лет и вызывала в Мао настоящий душевный трепет. Он очень хотел понравиться ей, заставить ее восхищаться.
Пока это удавалось с большим трудом. Сыюн посмеивалась над эмоциональным и несдержанным юношей.
