Книга Бои на Дону и Волге. Офицер вермахта на Восточном фронте. 1942-1943 - Клеменс Подевильс

Атака пехоты организуется в направлении на юго-восток, в тыл противника. Оказывается, что с юга прорвались немецкие танковые части и намереваются выступить нам навстречу.

Я сопровождаю командира дивизии на линию фронта. Мы обошли городок Белый Колодезь, где отступающий противник взорвал запасы боеприпасов. Мы застали на отдыхе передовые подразделения нашей наступающей пехоты у реки на скате железнодорожной насыпи, которую они только что перешли. Штурмовые орудия тоже находились по ту сторону железной дороги, и их стволы были наведены фронтом на восток на широкую равнину, где не было видно противника. Дорога сюда шла из далекой дубравы, и никто не обращал внимания на свистевшие пули (выпущенные, как стало понятно позже, оттуда).

Генерал присел на рельсы, по левую руку от майора С., который сопровождал его. На швабском диалекте началась открытая беседа с пехотинцами. Раздались шутки и смех, и вновь никого не беспокоило то, что все сильнее и ближе свистели около нас пули, а мы по-прежнему сидели на рельсах. Тут внезапно вздрогнул С. и скатился, съежившись, под откос. Ему расстегнули ворот мундира, но его глаза остались закрытыми, он хрипел, шевелил полуоткрытыми губами. Сознание к нему не возвращалось. Генерал испытующе приподнял его закрытые веки. Вскоре на место прибыл врач, но ему оставалось только констатировать смерть. Войдя с тыльной стороны туловища, пуля пробила сердце и легкое.

Хотя мы почти мгновенно спустились под откос, слепое огнестрельное ранение в левое плечо получил и водитель генерала. Убитого загружают в повозку. Генерал отдает приказ об атаке леска у дороги, занятого снайперами, а затем колонна повозок отбывает с рокового места. Оглядываясь назад, я наблюдаю, как пехотинцы спешно разворачиваются в боевой порядок, но два русских снайпера уходят вдоль дороги на север.

Кое-кто захотел увидеть во внезапной смерти, которая настигла майора, нечто закономерное, другие посчитали, что она поразила только тело, как у пораженной дичи, но не душу. Об этом вечером идут разговоры. Генерал продолжает молчать. Наверняка он винит себя в смерти своего сослуживца, которого он напрасно подставил под пули снайперов.

Снова в полку, в населенном пункте Р., 10 часов вечера. Раненый, которому удается бежать, докладывает, что в нескольких километрах отсюда в соседней деревне противник блокировал подразделения полкового обоза, которые имеют недостаточное вооружение и ведут оборону. Под руководством своего адъютанта командир формирует из добровольцев разведдозор, который вскоре исчезает на автомобиле в ночи, чтобы деблокировать товарищей, которым угрожает опасность. Однако следует обратиться и к дивизии с просьбой о поддержке, которая должна прикрыть наш фланг силами батальона соседнего полка. В связи с тем, что нарушена связь по телефонным проводам, я беру на себя передачу донесения.

Несколько раз мы вязнем в грязи дороги во тьме безлунной ночи, сильно затянутой облаками, но в полночь мы добираемся до Белого Колодезя, где в здании кинотеатра располагается выдвинутый вперед командный пункт дивизии. При этом необходимо оборудовать зрительный зал кинотеатра и на первом этаже здания – полевой госпиталь. Я встречаю генерала в сопровождении лишь молодого офицера-ординарца на первом этаже, где в кабинете, в котором нет стульев, он склонился над картой. В связи с тем, что связь по телефонным проводам нарушена, генерал отдавал распоряжения своим подчиненным частям через посыльных. Однако ночь небезопасна из-за действий русских танков. Я излагаю донесение из полка. Ответ генерала: «Передайте, что надо выстоять в эту ночь. На флангах и в тылу находятся группы противника. Тут ничего не поделаешь. Солдаты полка должны удерживать занятый рубеж и рассчитывать на самих себя. Сейчас я не могу заниматься обозами».

Если Флайсснер в это время не торопясь возвращался, чтобы завершить ремонт сломанной в выбоине оси, то я размышлял о кажущихся противоречиях в образе мышления. В войсках на передовой – решимость без промедления освободить товарищей, оказавшихся в опасности. В поведении командования – нечто, кажущееся безразличием. На самом деле это ответственность за общее дело, которая не допускает распыления сил и средств. Возможно, есть ситуации, в которых быстрое решение необходимо. Напротив, в это ночное время, наполненное тревожными слухами, когда обрываются линии связи, необходимо ориентироваться на однажды изданный приказ. В данном случае командир должен быть не эффективной силой, а твердой скалой.

В полку царит радость, разведдозор добивается успеха, обозы находятся на подходе.

За два прошедших дня наступление разбилось на бои местного значения, где можно не увидеть единства большой операции. В настоящее время: открывается панорама гряды высот, далее местность понижается на восток к широкой лощине с речкой, а затем поднимается по ту сторону лощины, где артиллерия русских занимает свои позиции. Деревьев и кустарников почти нет. Атака батальонов, рот и взводов может развиваться, как на учебном полигоне, волнами. Так было в ходе прошлых войн. Современная война превратилась тут в войну танков, самолетов и другой техники. Однако во многих случаях наступление ведется силами и средствами пехоты.

Я направился в расположение 3-го батальона, который, получив недавно свежее пополнение, прибыл в последние дни и сейчас получил свое боевое крещение. В его рядах находится много «стариков», участников Первой мировой войны, во главе с командиром майором Р. Его выучка помогла подразделению в переломный момент в ходе первых боев.

Кто бросается на землю перед разрывом осколочного снаряда, который летит со свистом, кто остается в окопе или воронке от разрыва и – выжидает. Приказа, ободрения здесь недостаточно, солдат всколыхнет только пример. Р. идет прямо через огонь, где также вблизи разрываются снаряды. Видеть, как он идет в такой ситуации, – нечто ужасное. Однако затем каждый солдат чувствует, что его хватает невидимая рука и силой поднимает с земли, на которой он лежал, скорчившись.