Нет, сердце в двадцать лет бежит уединенья; Величья нет во мне, во мне той силы нет, Чтоб я могла сдержать столь тягостный обет[25].
Однако Гассенди кажется менее требовательным. Из его речей юный Поклен извлек урок морали, которому будет следовать всю жизнь: о свободе. К друзьям примкнули другие молодые люди: Поль Скаррон, Сирано де Бержерак — они без ума от театра, любят смеяться, соблазнять и насмехаться. Школьник Сирано насмехается над грамматикой Депотера и тем, чему его обучили. Пьер Гассенди преподает во Французском коллеже, и молодым людям лестно иметь учителя, который их подбадривает и стремится раскрепостить их ум. Как и все студенты, они умеют дружить, любят зрелища и жизнь, хотят что-то совершить в лоне этой дружной семьи, которая черпает свою силу не в торговле и не в рабском труде. Жан Батист растворился в этой компании.
Дружеские беседы, литературное образование, которое он упорно пополняет, отвратили его от торговли Покленов. У отца были другие виды на старшего сына, но отцовское сердце отходчиво. Жан Батист чувствовал непреодолимое влечение к театру… Но как стать Пьером Корнелем, Жаном де Ротру, Шарлем Беи? Это всё адвокаты. Зажиточный буржуа из Дрё, Ротру изучал право и теперь служит адвокатом Парижского парламента, что не мешает ему писать пьесы и торжествовать на сцене. Его первая пьеса «Ипохондрик, или Влюбленный мертвец» была опубликована в 1631 году. Несколько лет спустя, в предисловии к «Клеагенор и Дорисфею», он признается, что сочинил три десятка пьес.
Жан Батист решил изучать право в Орлеане. Почему так далеко, если и в Парижском университете можно получить хорошее образование? Может быть, Жан Поклен хотел, чтобы его сын оторвался от своих неугомонных друзей, сбивающих его с пути, или чтобы он расстался с Бежарами, занимавшими всё более важное место в его жизни? Или всё дело в том, что в Орлеане можно быстро получить диплом за плату?
Версия о профессии адвоката, хоть она так и не подтвердилась, дает представление (возможно, подсказанное отцом и Пинелем, а то и Гассенди) о том, каким путем можно стать драматургом. Она позволяет предположить, что Жан Батист уже тогда знал, что будет писать пьесы.
Итак, он отправился изучать право в Орлеан, как за двадцать лет до него Венсан Вуатюр — сын виноторговца, официальный поставщик двора, а ныне один из самых чествуемых авторов, которого везде принимают, все знают, член Французской академии с момента ее основания…
Новая семья
Дом Бежаров веселый, открытый, радушный, хотя туда и заносят грязь с улицы. Там царит то, над чем теоретизирует Гассенди: любовь к свободе и другим людям. Неужели они все вольнодумцы? Так станут говорить, потому что очень удобно нацепить ярлык на людей, выбивающихся из общего ряда. Но не надо бояться слов, слывешь вольнодумцем — будь им: «А кто хоть чуточку позорче — без сомненья, и негодяй, и вольнодумец тот»[26]. Отец, Жозеф Бежар, ничем не похож на домашнего деспота, как королевский обойщик. Он служит по ведомству водных и лесных угодий, немного чудаковат, постоянно улыбается и просто души не чает в своих дочерях и их друзьях. Жена, Мари Эрве, держит его под каблуком. Она родилась в Шато-Тьерри, на холодной и очаровательной равнине, где несет свои воды Марна. В те времена город находился на правом берегу реки, за крепостными стенами, на которые лепились дома — так, будто город сейчас выплеснется через край. Там родился Жан де Лафонтен, всего на год раньше Жана Батиста, его отец был смотрителем водных и лесных угодий. Его крестили в церкви Святого Крепина, как и Мари Эрве, белошвейку, женщину удивительной жизненной силы и большой щедрости — однако очень властной:
Уступчивость во всем — в характере отца, Но не доходит он в решеньях до конца. От неба награжден он добротой сердечной, Что уступать жене его склоняет вечно. Она тут правит всем и твердо, как закон, Диктует каждый шаг, что ею был решен[27].
Официально Мари Эрве родила десятерых детей. Пятеро умерли во младенчестве, остальные пятеро составили веселую компанию: Жозеф (родившийся в 1616 году), Мадлена (в 1618-м), Женевьева (в 1624-м), Луи (в 1630-м). Была ли она матерью Арманды Бежар, родившейся в 1638-м? Так говорили. Значит, она родила ее в сорок восемь лет…
Бежары не бедны, просто не умеют считать. Заика Жозеф Бежар восемнадцать раз менял место жительства, переезжая в новый дом почти каждый год, и четыре раза профессию, вернее, звание: секретарь пехотной академии, прокурор в бальяже Фор-Лэвек, представитель светской власти в Парижской епархии, судебный распорядитель по делам водных и лесных угодий. Это произвело впечатление на Жана Батиста, воспитанного династией обойщиков, для которых иметь постоянный адрес было важно: там вас могут найти, туда присылают заказ, там можно складировать товар и всё добро, которое потом удастся распродать, надо только иметь терпение и желание дождаться подходящего момента. Оседлость семейной торговли напоминает предначертанную судьбу.
Дом на углу улиц Перль и Ториньи невелик: погреб, нижний этаж, гардеробная, горница и чулан, спальня наверху и чердак, двор с колодцем, сад, соединяющийся с садом больницы Сен-Жерве.
На улице Перль всегда много прохожих. Театр Марэ, где играют Корнеля, каждый день влечет к себе актеров, драматургов, зрителей. Там можно встретить Ротру, которому Мадлена Бежар мечтательно пишет стихи, чтобы он обратил на нее внимание и дал ей роль в одной из своих пьес. Хотя Мадлена живет по соседству с театром Марэ, она явно метит в труппу Бургундского отеля, храма трагедии. Жан де Ротру был в чести у Жана Шаплена (самого главного литератора в глазах властей) и не участвовал в спорах вокруг «Сида».
Есть ли у нее для этого данные? Оба парижских театра — настоящие титаны, которые ведут между собой борьбу вот уже двадцать лет.
Королевская труппа Бургундского отеля родилась по распоряжению Королевского совета в конце декабря 1629 года. Театр, открытый в 1548 году и находившийся на углу улицы Франсэ и улицы Моконсей[28], имел почти квадратную форму (34 метра на 32). Он был построен для Братства Страстей Господних, которое более не могло разыгрывать ни мистерий, ни соти. Члены Братства сдавали свой театр разным труппам и пользовались монополией на театральные представления в Париже по королевской привилегии, выданной в 1402 году Карлом VI.
