В ночь на 15 октября Сталин подписал постановление Государственного Комитета Обороны «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы». В последнем пункте говорилось:
«В случае появления войск противника у ворот Москвы, поручить НКВД — т. Берия и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализацию)».
К счастью, разрушать город не понадобилось. Столицу отстояли. Но во время битвы за Москву Екатерины Алексеевны в городе не было. Беременную Фурцеву эвакуировали в Куйбышев (Самару), где разместились основные наркоматы и иностранные посольства. Екатерине Алексеевне как уже опытному партийному работнику нашли работу — сделали инструктором одного из райкомов — Молотовского.
Куйбышевское начальство нервничало — ждали приезда самого вождя. Под зданием обкома партии спешно строили бункер для Сталина и сопровождающих его лиц. Сталин не верил, что столицу удастся удержать. Отсюда, из Куйбышева, вождь намеревался вести войну дальше. Все документы, его архив, книги, даже личные вещи уже были эвакуированы.
Светлана Фурцева родилась в Куйбышеве 10 мая 1942 года. Екатерина Алексеевна дала девочке свою фамилию. В Куйбышеве они оставались недолго. В отличие от многих других москвичей, которым до конца войны не позволяли вернуться в город, партийного работника Фурцеву ждали в Москве.
Когда в августе 1942 года Екатерина Алексеевна вернулась в Москву, линия фронта отдалилась от столицы. Фурцеву вновь избрали секретарем парткома института. Поскольку диплом о высшем образовании она уже получила, то ее оформили в аспирантуру. Заниматься наукой и писать диссертацию она не собиралась, секретарь парткома — работа, не оставляющая много свободного времени. Активного молодого работника приметил первый секретарь Фрунзенского райкома партии Петр Владимирович Богуславский и взял к себе в аппарат. Так началась успешная партийная карьера Фурцевой, которая приведет ее на вершину власти — в президиум ЦК.
Она вернулась в коммунальную квартиру на Красносельской, где все напоминало о муже, о том, как он приехал с фронта и объявил, что уходит из семьи. Развод — это было нечто неприемлемое и для семьи, и для знакомых. Ей трудно было признаться самой себе, что брак рассыпался. Что подумают люди? Она слишком зависела от мнения матери, друзей, сослуживцев.
Принято считать, что женщины более ревнивы, чем мужчины. Думаю, это не так. Когда мужчины ревнуют, они что-то делают. Мужчина может в гневе хлопнуть дверью и уйти, куда глаза глядят. На худой конец напиться. Женщина уходит только тогда, когда ей есть куда уйти. С точки зрения женщины, мужчина может выбирать, мужчина может поступить так, как хочет. Женщина лишена свободы выбора. Оставшись без мужчины и любви, она чувствует себя брошенной и парализованной. Мужчины имеют и больше возможностей утешиться в случае измены любимой женщины, поэтому они трезвее смотрят на жизнь.
Власть мужчины состоит в том, что он может сделать женщину счастливой. Для женщины любовь и дети — главное в жизни. У мужчины есть еще дело — работа, служба… Кроме того, общество по-разному относится к изменам мужчин и женщин. Изменять — это вроде как привилегия мужчин, за это их не очень-то осуждают. У брошенных женщин, да еще с ребенком, возможностей начать все сначала куда меньше.
Крушение брака оставило глубокий шрам на всю жизнь. После разрыва с мужем Екатерина Алексеевна не могла оставаться в прежней квартире. Но теперь у нее как секретаря райкома появилась возможность перебраться в другую — в том доме, где сейчас находится Российское информационное агентство «Новости». Квартиру Екатерина Алексеевна получила рядом с Фрунзенским райкомом партии, где она работала.
Фрунзенский райком размещался на Кропоткинской улице, в здании, где жил когда-то поэт и гусар, герой Отечественной войны 1812 года Денис Давыдов. Екатерина Алексеевна жила с дочкой, матерью и братом, злоупотреблявшим горячительными напитками. Она заботилась о брате, выручала его. После войны Сергей Алексеевич Фурцев работал заместителем директора Всесоюзного научно-исследовательского института водоснабжения, канализации, гидротехнических сооружений и инженерной гидрогеологии, созданного в Москве в 1934 году.
Петр Битков навещал дочку, но не часто. В семье Фурцевых считалось, что Битков больше внимания уделяет дочери от первого брака. «Мне бабушка в детстве рассказывала, — вспоминала Светлана, — что отец той дочке пианино из Германии привез… Бабушка у нас была очень ревнивая и часто упрекала отца в том, что ребенок растет, а он даже конфетки не принесет».
В ноябре 1942 года Екатерину Алексеевну избрали секретарем Фрунзенского райкома по кадрам. Подчинялась она не только Петру Богуславскому, но и секретарю Московского горкома по кадрам. Им с ноября 1940-го по май 1946 года был Иван Михайлович Соколов.
Екатерина Фурцева вернулась в столичный партийный аппарат, когда там прошла большая (хотя и негласная) чистка. Появились вакансии — и не потому, что многие мужчины ушли на фронт в первые недели войны. Чистка последовала после октября 1941 года. События тех дней сыграли важную роль в карьере Фурцевой, поэтому о них следует рассказать подробно.
Шестнадцатое октября 1941 года вошло в историю как день позора Москвы — тогда власть, думая только о своем спасении, практически бросила город на произвол судьбы. Многие документы, связанные с решающими событиями обороны Москвы, еще не рассекречены.
В стране, как известно, все зависело от Сталина, а Сталин решил, что город не удержать. Обычно он работал до поздней ночи и на следующий день приезжал в Москву, в Кремль часам к двенадцати. В ночь же на 15 октября он, видимо, вообще не спал. 15 октября Сталин собрал политбюро необычно рано. Охранникам пришлось будить остальных членов политбюро. Вождь сказал, что им нужно сегодня же эвакуироваться, а сам он уедет из города утром, 16 октября.
Весть о том, что руководство страны должно покинуть столицу, мгновенно распространилась среди населения. Началось нечто неописуемое. На окраине Москвы слышна была артиллерийская канонада, и чиновники решили, что немцы вот-вот войдут в город. Организованная эвакуация превратилась в повальное бегство. Начальники думали только о собственном спасении, бежали с семьями и личным имуществом и бросали столицу на произвол судьбы.
Жизнь в городе остановилась. Утром 16 октября в Москве впервые не открылось метро. Поступил приказ демонтировать и вывезти все оборудование метрополитена. Трамваи и троллейбусы тоже не вышли на линию. Директора трамвайных депо доложили своему начальству, что к ним прибыли военные саперы, чтобы заминировать оборудование.
«16 октября, — вспоминал второй секретарь Московского горкома партии Георгий Попов, — мне позвонил Щербаков и предложил поехать с ним в НКВД к Берии. Когда мы вошли в его кабинет в здании на площади Дзержинского, Берия сказал: „Немецкие танки в Одинцове“».
Одинцово — дачное место на расстоянии 25 километров от центра Москвы. Берия и Щербаков уехали к Сталину. Георгию Попову приказали собрать секретарей райкомов партии. Вернувшись, Щербаков объявил:
