Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 198
Штаб Юго-Западного фронта направил меня в 9-ю армию, составлявшую левое крыло не только нашего Юго-Западного, но и всего русско-германского фронта. С осени 1915 года и вплоть до весны 1916 года эта армия располагалась на позиции от Латача у Днестра до Бонна на Пруте, протяжением около 90 км. На севере она примыкала к позициям 7-й русской армии, а на юге – к румынской границе.
9-й армией командовал генерал П. А. Лечицкий, единственный в то время командующий армией, вышедший не из офицеров Генерального штаба, то есть не получивший высшего военного образования. Но зато это был боевой генерал: в русско-японской войне он командовал полком и был известен в войсках как энергичный военачальник. Уже в начале мировой войны 9-я армия наступала на Галицию с севера, от Варшавы. Весной 1915 года, когда немцы осуществили Горлицкий прорыв, 9-я армия вместе с другими отступила. Осенью 1915 года армия по-прежнему носила 9-й номер, но была совершенно иной по составу. Офицеры в ней были преимущественно из прапорщиков запаса или, вроде меня, окончившие ускоренные офицерские училища и школы прапорщиков, а также из подпрапорщиков, фельдфебелей и унтер-офицеров. Унтер-офицерами, в большинстве своем, стали отличившиеся в боях солдаты. Основную массу пехоты составляли крестьяне, прибывшие из запаса, или крайне слабо и наспех обученные новобранцы.
Генерал Лечицкий часто бывал в войсках, и мне не раз приходилось видеть его в различной фронтовой обстановке. Малоразговорчивый, но довольно подвижный, мне, молодому офицеру, он показался, однако, несколько дряхлым.
Из Каменец-Подольского, где находился штаб армии, мы с Сережей Рубинским, прапорщиком, земляком-кинешемцем, проделали на повозке еще около 30 верст, чтобы попасть в 103-ю пехотную дивизию. Здесь мы стали полуротными командирами: я – во второй роте первого батальона, он – в восьмой второго батальона 409-го Новохоперского полка. Здесь и началось мое боевое крещение. Я впервые оказался под обстрелом, узнал, что такое артиллерийская шрапнель, граната, минометный огонь. Вот когда я по-настоящему почувствовал, что мирная жизнь осталась далеко позади.
Войска 9-й армии в течение осени и зимы 1915 года занимали невыгодную для обороны линию и вели позиционные бои, в районе к западу от города Хотин против войск 7-й австро-венгерской армии генерала Пфлянцер-Балтина. Обе воюющие стороны вросли в окопы. Первый батальон нашего полка, а с ним и моя вторая рота, занимали позиции непосредственно западнее деревни Ржавенцы, где размещался штаб полка. Окопы производили самое жалкое впечатление. Это были обыкновенные канавы, вместо брустверов хаотично набросанная по обе стороны земля, без элементарной маскировки по ней, почти без бойниц и козырьков. Для жилья в окопах были отрыты землянки на два-три человека, с печуркой и отверстием для входа, а вернее – для вползания в нее. Отверстие закрывалось полотнищем палатки. Укрытия от артиллерийского и минометного огня отсутствовали.
Примитивны были и искусственные препятствия. Там, где вражеские окопы приближались к нашим на расстояние до ста и менее метров, солдаты считали их полевые заграждения как бы и своими.
Оборонительные позиции врага выглядели неплохо оборудованными, в чем мы смогли убедиться, овладев ими. Русские солдаты, к сожалению, не имели таких условий. И от ливней, и от заморозков они спасались под своей шинелью. В ней и спали, подстелив под себя одну полу и накрывшись другою; на ней же зачастую выносили из боя раненых. А солдатским оружием по тому времени была трехлинейная винтовка образца 1891 года, многократно проверенная и испытанная. Она не боялась непогоды и грязи, была проста и надежна. Своих винтовок царской армии уже недоставало. Многие солдаты, в частности весь наш полк, имели на вооружении трофейные австрийские винтовки, благо патронов к ним было больше, чем к нашим. По той же причине, наряду с пулеметами «Максим», сплошь и рядом в царской армии можно было встретить австрийский Шварцлозе. Не лучше было и с артиллерией. Правда, орудия отечественного производства были хорошими, артиллеристы стреляли метко. Но не хватало гаубиц, тяжелых пушек и артиллерийских снарядов всех систем.
Весной 1916 года 9-ю армию основательно пополнили личным составом, готовя ее к наступлению. В 103-й дивизии имелось 16 батальонов по тысяче человек в каждом, но лишь 36 легких полевых орудий и 30 бомбометов при 32 штатных пулеметах. К тому времени большинство офицеров дивизии уже побывало в боях, однако кадровых командиров, как уже говорилось, оставалось сравнительно мало, не более 8–10 на полк, ибо значительная их часть погибла. Так, сильный урон понесли мы в середине декабря 1915 года, когда в течение недели пытались прорваться западнее Хотина. Удалось оттеснить австрийцев верст на 15 и продвинуться до линии Доброновце – Боян. А затем армия вновь перешла к позиционной войне.
В течение зимы полк неоднократно выводился из окопов на отдых в дивизионный резерв. Эти дни использовались, прежде всего, для санитарной обработки солдат в полевых банях-землянках, построенных их же руками, для починки или замены износившегося обмундирования, снаряжения и оружия и, конечно, для отдыха. Если нахождение в резерве затягивалось, занимались и военной учебой. С нами, младшими офицерами полка, занятия вели командиры батальонов. Как правило, дело сводилось к коллективной читке уставов – строевого, полевого, дисциплинарного и внутренней службы. Солдат же в основном изводили муштрою, надеясь тем самым добиться от них дисциплинированности. Еще по прибытии в полк многие офицеры предупреждали меня о низкой дисциплине, причем не только среди рядовых, но даже среди унтер-офицеров. Кое-кто советовал мне при этом меньше либеральничать и побольше следовать старому прусскому правилу, гласившему, что солдат должен бояться палки капрала сильнее, чем пули врага.
Я не собирался следовать подобным советам. Мне было хорошо известно, что в армии царской России среди командного состава наблюдались две тенденции. Одна из них, преобладавшая, порождалась самим положением армии в эксплуататорском государстве. Офицеры, выходцы главным образом из имущих классов, дети дворян-помещиков, банкиров, заводчиков, фабрикантов, купцов и буржуазной интеллигенции, с недоверием относились к одетым в военную форму рабочим и крестьянам. Большинство офицеров видело в палке капрала главное средство воспитания солдат. Грубость с подчиненными, надменность и неприкрытая враждебность к ним были нормой поведения офицерства, в частности начальника нашей дивизии генерала И. К. Сарафова.
Но в военной обстановке такие взаимоотношения солдат и командиров были немыслимы. Повиновение, держащееся на страхе перед наказанием, немного стоит. Лишь только армия попадет в тяжелые боевые условия, от такого повиновения не остается и следа. Чтобы выиграть сражение, одного повиновения мало. Нужно, чтобы подчиненные доверяли командирам. Это всегда прекрасно понимали передовые русские офицеры. Они строили свои взаимоотношения с подчиненными на уважении их человеческого достоинства, заботились о них. Такими были генералиссимус Л. В. Суворов и генерал-фельдмаршал М. И. Кутузов, офицеры-декабристы, поручики наиболее передовой части русского офицерства. Такие офицеры находили путь к сердцу и разуму солдат, хотя из-за классового антагонизма, существовавшего в царской армии между солдатами и офицерами, путь этот был непростой.
Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 198
