Способ привлечения к делу граждан платежом денег, а не личным трудом их натурою ни в чем не изменяет этих общих результатов. Разница здесь только в том, что при последнем способе привлечения потеря распределится между всеми одинаково, а при первом способе ее избегнут рабочие, которым государство дало работу, и свалят эту потерю на своих соотечественников, которым и без того придется расплачиваться.
«Общество покровительствует и поощряет развитие труда… учреждением при помощи государства департаментов и общин, общественных работ, способных занять свободные руки».
Как временная мера в какую-нибудь критическую пору, в продолжение, например, суровой зимы, такое вмешательство плательщиков еще может принести пользу. Оно действует точно так же, как страхование: ничего не прибавляет ни к труду, ни к заработной плате, но берет что-нибудь от труда и от заработной платы в обыкновенное время для того, чтобы вознаградить их, правда, с потерею впоследствии, когда наступит тяжелое время.
Но как мера постоянная, общая, систематическая это не более как разорительная мистификация; это невозможность, противоречие, из-за которых слегка показывают частичку труда, получающего поощрение, это то, что видно, и прячут много скрытого труда, это то, чего не видно.
VI. Посредники
Общество представляет собой совокупность услуг, которые люди добровольно или по принуждению оказывают друг другу, т. е. совокупность услуг общественных или частных.
Первые, предписываемые и регламентируемые законом, который, однако, замечу, не всегда удобно изменять, даже когда это нужно сделать, могут надолго вместе с ним пережить пользу, какую они прежде приносили, и все-таки сохранять за собой название услуг общественных даже тогда, когда они превратились просто в общественные притеснения. Вторые услуги являются делом доброй воли и личной ответственности. Каждый дает и получает что хочет и что может по взаимному соглашению. Они всегда предполагают действительную пользу, ими приносимую, точно определенную взаимным сравнением их между собой.
Вот почему первые так часто страдают неподвижностью, в то время как последние развиваются по закону прогресса.
Довольно странно, что в то время, когда преувеличенное развитие общественных услуг способствует утверждению в обществе пагубного паразитизма, многие новомодные учения, сообщая такой же характер свободным и частным услугам, стараются преобразовать частные профессии в постоянные должности.
Эти учения усиленно восстают против тех, кого они называют посредниками. Они охотно уничтожили бы капиталиста, банкира, спекулянта, предпринимателя, торговца и негоцианта, обвиняя всех их в том, что они становятся помехой между производством и потреблением, вымогая деньги у той и другой стороны и не доставляя им взамен ровно ничего. Или, еще лучше, они хотели бы возложить на государство дело, исполняемое этими лицами, потому что тогда это дело не могло бы быть уничтожено.
Софизм социалистов в этом отношении состоит в том, чтобы доказать обществу, что оно платит посредникам за оказываемые ими услуги, и скрыть от него, что ему пришлось бы платить за то же государству. Это опять все та же борьба между тем, что бросается в глаза, и тем, что познается только умом, т. е. между тем, что видно, и тем, чего не видно.
Так было в особенности в 1847 г. по случаю голода, когда социалистическим школам удалось популяризировать свою пагубную теорию. Они хорошо понимали, что самая нелепая пропаганда всегда имеет некоторый успех среди людей, обреченных на страдания, – malesuado fames – «голод – плохой советник».
И вот при помощи громких фраз: эксплуатация человека человеком, спекуляция голодом, барышничество – они начали поносить торговлю и утаивать ее благотворное влияние.
«Зачем, – твердили они, – предоставлять негоциантам заботу о доставке средств пропитания из Соединенных Штатов и из России? Почему государство, департаменты, общины не организуют особое учреждение для снабжения страны провиантом и не заведут запасных магазинов? Эти учреждения продавали бы припасы по своей цене, и бедный народ был бы освобожден от той дани, которую он теперь платит вольной, т. е. эгоистической, индивидуальной и анархической, торговле».
Это дань, которую народ платит торговле, это то, что видно. А дань, которую народ платил бы государству и его агентам при социалистической системе, – это то, чего не видно.
Но в чем состоит эта предполагаемая дань, платимая народом торговле? А вот в чем: в том, что два лица меняются взаимными услугами вполне свободно, под влиянием одной только конкуренции и по свободно условленной между ними цене.
Когда желудок голодает и обретается в Париже, а хлеб, могущий напитать его, – в Одессе, то страдание не прекратится, пока хлеб не приблизится к желудку. Есть три способа, чтобы это совершилось: 1) голодные могут сами идти разыскивать себе хлеб; 2) они могут поручить разыскать его тем, кто занимается этим делом; 3) они могут сложиться и возложить эту операцию на государственных чиновников.
Который из этих трех способов самый выгодный?
Во все времена и во всех странах чем свободнее, просвещеннее и опытнее люди, тем скорее они добровольно выбирали второй способ, и, признаюсь, в моих глазах этого достаточно, чтобы отдать преимущество именно этому способу. Мой ум отказывается допустить, что человечество в общей совокупности ошибалось в таком деле, которое стоит к нему ближе всего.
Но рассмотрим его подробнее.
Чтобы 36 млн граждан отправились в Одессу за хлебом, в котором они нуждаются, – это, очевидно, невозможно. Первый способ, стало быть, никуда не годен. Потребители не могут действовать непосредственно сами, им поневоле приходится прибегать к посредникам, чиновникам или негоциантам.
Заметим, однако, что первый способ мог бы быть самым естественным. В сущности, тот, кто голоден, и должен бы сам идти искать хлеб. Это труд, касающийся его лично, это услуга, которую он должен оказать самому себе. Если же кто-нибудь другой под каким бы то ни было ярлыком оказывает ему эту услугу и берет на себя труд за него, то этот другой имеет право на вознаграждение. Все это я говорю здесь в подтверждение того, что услуги посредников заключают в себе принцип вознаграждения.
Как бы там ни было, но раз приходится прибегать, как называют социалисты, к паразитам, то спрашивается: который из этих паразитов менее требователен – негоциант или чиновник?
Торговле (я предполагаю, что она свободна, а иначе как же мог бы я рассуждать?) ради ее собственного интереса приходится изучать времена года, следить изо дня в день за состоянием урожаев, получать сведения со всех концов света, предусматривать существующие потребности и всегда быть наготове. Она всегда имеет наготове суда, держит повсюду своих корреспондентов, и непосредственный интерес ее состоит в том, чтобы купить как можно дешевле, сберечь деньги на всех этапах этой операции и достигнуть наилучших результатов с наименьшими усилиями. Ведь не одни только французские негоцианты, но и негоцианты всего мира заняты снабжением Франции хлебом в тот день, когда она нуждается в нем; и если их собственный интерес требует от них неуклонного исполнения этой задачи с наименьшими издержками, то существующая между ними конкуренция также неуклонно заставляет их дать возможность и потребителям воспользоваться всей достигнутой ими экономией. Лишь только хлеб привезен, то в интересах торговли продать его как можно скорее, чтобы покрыть свои издержки, восстановить затраченные на дело капиталы и при благоприятных обстоятельствах снова начать ту же операцию. Руководствуясь сравнительными ценами на хлеб, торговля распределяет его по всей поверхности страны, начиная всегда с самого дорогого места, где чувствуется наибольшая потребность в нем. Нельзя представить себе вернее рассчитанную организацию этого дела в интересах тех, кто чувствует голод, и лучшая сторона этой организации, не замеченная социалистами, является результатом именно того, что она свободна. Правда, потребитель принужден оплатить торговле ее расход за перевозку, хранение в складах, комиссию и т. д.; но при какой же системе не требуется, чтобы тот, кто ест хлеб, вознаграждал за издержки по его доставке? Ему приходится платить вознаграждение за оказанную ему услугу. Что же касается размера этого вознаграждения, то благодаря конкуренции оно доведено до возможного минимума, относительно же его справедливости было бы странно, если бы мастеровые Парижа не стали работать на негоциантов Марселя, когда негоцианты Марселя работают на мастеровых Парижа.