Ярцев, правда, несмотря на все волшебные преображения, пока что тоже не спешил падать к ее ногам. Он попросту не замечал скромную девятиклассницу. Но Оля верила, что достаточно сходить на дискотеку, где он бывает, с Галькой Сивцевой, как ее, Галькина, аура распространится и на Олю, и на Гришку, Амур хорошенько прицелится, и между ними закрутится безумный роман.
Какая девчонка не мечтает о любви в пятнадцать лет? Конечно, каждая мечтает. Вот и Оля, подражая первой красавице, старательно одеваясь каждый день в школу и накрашиваясь, ждала и верила, что вот-вот все сложится, как она мечтала. Она всегда считала, что большинство – оно всегда право, и если все красиво одеваются и стараются казаться взрослыми, чтобы нравиться мальчикам, значит, так оно и должно быть.
– Разве плохо быть как все? – спрашивала она Ленку.
– Не знаю… – уклонялась от ответа та.
– А мне кажется, ты так не думаешь! – настаивала Оля.
– А мне кажется… Вот ты подумай, – начинала всякий раз Ленка, – ты ждешь своего принца, своего особенного принца, да?
– Вот он такой весь особенный, а ты – как все. Как-то это неправильно…
Этот довод всякий раз немного смущал Олю… Но она старалась не думать о сложных вещах. Она ясно видела свою цель в жизни и уверенно шла к ней. Ей казалось, что нужно меньше сомневаться, и тогда все обязательно получится.
Глава 4Дело всей жизни —что это?
– И что? Этот парень в шапке-ушанке на самом деле выглядел глупо? – с сомнением в голосе спросила Ленка.
В субботу прямо с утра Оля прибежала к верной подруге, они заперлись в ее комнате и говорили без перерыва уже третий час. Оля подробно рассказала и про скандал с родителями, и как познакомилась с Вилли, и как та привела ее в детский садик неподалеку.
– Потом этот парень, ну, который был в шапке-ушанке, спросил, как меня зовут. А я еле смех сдерживала. Он таким придурком выглядел, что я даже ничего сказать не могла! – сообщила Оля. А Ленка засомневалась и задала свой вопрос.
– Конечно, глупо! – ответила Оля. Она совсем не сомневалась в своих словах. – И так смешно, – и она пустилась в подробностях объяснять, как выглядел парень в шапке. – А ты бы видела его волосы! Он, когда шапку снял, добил меня окончательно: они у него зеленые! Как можно ходить с такими волосами?! – закончила она.
– Знаешь, – все выслушав, вынесла вердикт Ленка, – а мне, наоборот, даже захотелось познакомиться с ним. Я считаю, нужно одеваться наперекор моде! Как его зовут-то хоть?
– Никита. Разве что имя красивое.
– Имя как имя. Кто он вообще, чем занимается? – не отставала Ленка: ей нужны были не эмоции, а факты.
– Ну… Я так поняла, что все они в музыкальном училище учатся. На разных отделениях. Сакс играет на саксофоне. Никита – на гитаре. Еще с ним пришли Горшок, который играет на тубе, и Глеб-скрипач. Что такое туба – я не знаю.
– Туба – это такая большая труба.
– А ты откуда знаешь?
– Я же тебе говорила, я в детстве в музыкальную школу ходила. Я скрипачка.
– Ты – скрипачка? – поразилась Оля. – А почему я тебя со скрипкой ни разу не видела?
– Потому что это такой адский труд… Представляешь, мне пять лет было, а меня заставляли сначала по часу в день играть, потом по два, потом по три… И так каждый день. Не удивительно, что лет в десять-одиннадцать меня уже тошнило от музыки.
– И сейчас тошнит? – Оле так понравилось вчера, как играли на своих инструментах ее новые знакомые, что она даже представить не могла, что кого-то от музыки может тошнить.
– Сейчас проверим.
Ленка полезла куда-то на шкаф и вытащила слегка запыленный футляр, из которого ловко извлекла… маленькую скрипочку. И сама удивленно уставилась на нее.
– Это же одна четвертая… – разочарованно протянула она. – Детская. А сейчас-то я могу уже на взрослой играть…
– Сыграй что-нибудь! – взмолилась Оля.
– Не могу я на этом играть! Да и потом, я же уже ничего не помню. Мне разыгрываться снова надо. Вспоминать.
– Леночка, пожалуйста, разыграйся как-нибудь, поиграй мне!
– Да… Сильно тебя разобрало. – Ленка, несмотря на Олины просьбы, убрала скрипку. – А остальные – такие же яркие, как Никита?
– Да нет. Не такие, конечно, как Никита. Горшок, например, был во всем черном. Как и Вилли. Только очень мрачный. Как будто у него все умерли. А Сакс был в смешной желтой с синими цветами рубахе. Какой-то женской. Такие люди хорошие, талантливые, а так одеваются! Это же ужас какой-то.
– Неформалы – что поделать.
– Неформалы – это ужасно!
– С каких это пор ты не любишь неформалов?
Оля и сама задумалась: а с чего это вдруг она так невзлюбила неформалов? Она вспомнила про Машку Гаврилову – эмо. И про Стаса Верещагина – панка. Машка стала одеваться в черное и розовое еще года три назад, когда никто ничего – по крайней мере, в их школе – про эмо не знал, и над ней вся компания Гальки Сивцевой издевалась. Машка стойко держалась, объясняя, что она – эмо, слушает эмо-музыку и так далее, и тому подобное. Ее сторонились. А потом эмо вошли в моду, и на Машку стали смотреть с уважением. Только она уже избавилась от своей черной челки. «Теперь эмо-культура стала попсой», – сказала Гаврилова. Оля ничего не поняла, просто решила, что Машка наконец повзрослела.
А Стас Верещагин, казалось, панком и родился. Сколько Оля помнила его, в их классе он всегда выделялся странным видом. А теперь у него еще был фиолетовый ирокез, который Марья Ивановна заставляла его гладко зачесывать назад. Верещагин, кроме того, и учился плохо, и уроки прогуливал. Как он говорил, принципиально. Но поскольку контрольные он писал хорошо и был, в общем-то, совсем не дурак, ему многое прощалось.
Оля с Машкой никогда не общалась, потому что, хоть Машка и перестала быть эмо, Галька Сивцева ее не выносила. А с Верещагиным… Ей просто было несколько странно видеть рядом с собой парня с фиолетовыми волосами. То ли дело – Дима Морозов. Посидеть рядом с ним в столовой или уйти в одном направлении из школы – это было круто. Галька Сивцева это бы одобрила. А Верещагина она, как и Машку, не терпела. Пообщайся с ним Оля на перемене – и не видать ей дружбы с первой красавицей класса.
Но, положа руку на сердце, ни Машка Гаврилова, ни Стас Верещагин не были ей неприятны. Тогда почему же она вдруг так ополчилась на своих новых знакомых, которые к тому же так хорошо играли?
– Я не плохо отношусь к неформалам, а… – начала Оля, – просто все эти черные одежды, большие ботинки, хипповские шарфы… Я этого не понимаю. Да и нечего тут понимать. Ведь одежда…
Оля пустилась в долгие объяснения, что такое одежда. Сама она так долго была вынуждена носить черные юбки и старинные блузки, так недавно дорвалась до модной одежды, что могла говорить о моде с утра до вечера. Оля моду боготворила. И боготворила всех людей, которые умели модно одеваться. Сама же она старательно влезала в свои узкие модные джинсы, в топики со стразиками и ботильоны на каблуке.
