Он с надеждой приподнялся на подушке, заморгал большими голубыми глазами.
– Ну, мамочка, сделай вид, что ты не закончила. Давай, будто дракон ожил и теперь гоняется за человеком, который его убил.
– Ну хорошо. В давние времена в стране, которая называлась Ники-Здесь-Нет, жил один ужасный человек.
– А почему он был ужасный?
– Да вот такой уж уродился.
– А как он выглядел?
– Ужасно-преужасно.
Мальчик улегся поудобнее и уснул, не дослушав. Но когда мать встала, тут же открыл глаза. Она наклонилась и поцеловала его:
– Спокойной ночи, Тигренок.
– Но ты же не досказала сказку!
Его слова застали Сэм врасплох. До чего же детишки сообразительные. Да уж, им палец в рот не клади.
– Завтра доскажу. Договорились?
– Договорились, – пробормотал он сонным голосом.
– Пока-пока.
– Пока-пока, мамочка.
– Свет оставить или выключить?
Он ответил не сразу:
– Оставь, пожалуйста.
Мать послала ему воздушный поцелуй и тихо закрыла за собой дверь.
* * *
Она смотрела, как Харрисон Форд на телевизионном экране танцует с Келли Макгиллис в свете фар своего побитого фургона. Слезы навернулись Сэм на глаза при мысли о том, что́ она – или они – потеряли. Обо всем том, что ушло и уже никогда не вернется.
Ричард, ссутулившись, сидел на диване, рядом с ним стоял стакан с виски, наполненный на неизменные четыре пальца, а чуть дальше – почти пустая бутылка «Тичера». В дальнем углу камина потрескивало полено, но Сэм проняла дрожь – с Темзы через многочисленные зеркальные окна потянуло холодом.
Свет в комнате был приглушен – горели всего две лампы, да с той стороны реки, из Блумсбери, проникало оранжевое мерцание уличных фонарей. Сэм отвернулась от телевизора, направилась к длинному дубовому столу и принялась расставлять на нем красные бокалы для вина.
– Сколько всего, Ричард?
– А?
– Я спрашиваю, сколько ставить бокалов? Я накрываю стол на завтра.
– Нас будет одиннадцать человек.
– И по сколько бокалов каждому? – чуть раздраженно поинтересовалась Сэм.
– По три. У нас будет шабли и кларет. «Фолатьер» восемьдесят третьего года, «Филипп Леклерк», потом «Калон-Сегюр» шестьдесят второго. На этом мои запасы шестьдесят второго года кончаются. И еще сотерн – очень хороший – «Куте де Барсак» семьдесят первого. – Ричард взял стакан с виски, выпил половину, закурил сигарету. – Люблю фильмы с Харрисоном Фордом, – сказал он, глядя на экран. – Да, чертовски хорошее вино. – Он допил виски, аккуратно прижал четыре пальца к основанию, налил остатки из бутылки. – Шабли тебе понравится.
– Не сомневаюсь, – ответила Сэм.
– Арчи знает толк в винах. Пьет только первый сорт. Бутылку за триста фунтов на ланч. Лафиты и всякое такое. Просто шик! Арчи тебе понравится. Он хороший парень.
– Думаю, нужно поставить также и стаканы для «Перье». Минералки все захотят. – Она посмотрела на мужа, но он снова был захвачен действием на экране. – А портвейн ты будешь подавать?
– Да.
– Тогда я и бокалы для портвейна тоже поставлю.
– А уж какой он крутой игрок, этот Арчи.
– Значит, ты с ним сыграешь.
– В Сити, Сэм. Он крутой игрок в Сити.
– Может, он и Ники чему-нибудь научит.
Сэм направилась к серванту в углу, достала еще бокалы. На улице завывал ветер, швырял черную воду Темзы на пирсы внизу, сотрясал оснастку яхт. Она видела отраженное мерцание света в волнах, темные корпуса лихтеров, стоявших на якоре посреди реки.
«Ну и погодка», – подумала Сэм и, взяв поднос, понесла его к столу.
– И этот твой знаменитый Андреас тоже будет?
– А? Ага.
Ричард поудобнее устроился на диване, глотнул виски.
– Значит, наконец-то я с ним познакомлюсь. Забыла, как его фамилия?
– Беренсен.
– У него есть жилье в Лондоне?
– Нет, он только по делам сюда приезжает.
– Из Швейцарии? А чем именно он занимается? Он вроде банкир, да?
Ричард почесал затылок:
– А? Что? Ага, банкир.
– Настоящий швейцарский гном?
– Гном? – Ричард хмыкнул. – Вообще-то, он довольно высокий.
– Получается, он теперь самый крупный твой клиент?
– Угу. Вроде того.
Сэм нахмурилась, подумав, что Ричард отвечает как-то слишком уклончиво.
– А как у тебя на работе? – спросил муж.
– Дел по горло. По-хорошему, мне бы надо там еще сидеть.
– Этот тип – Кен – нагружает тебя выше крыши. Столько поездок – чистое безумие. Ты слишком много ездишь, Багз, ты это понимаешь?
Ричард отвернулся.
Его лицо, прежде всегда такое свежее и подтянутое, за последнее время осунулось, покрылось морщинами, и он выглядел гораздо старше своих тридцати трех лет. В мерцающем свете телеэкрана и пламени из камина это лицо вдруг привиделось Сэм таким, каким оно будет в старости: когда у Ричарда закончатся жизненные силы, он начнет сморщиваться и сдуваться, как упырь из ужастика. Это напугало ее. Сэм боялась старости.
– Мне необходимо ездить, такая уж у меня работа.
Он отпил виски на два пальца и снова от души затянулся сигаретой. Запах табака дразнил ее, она жалела, что бросила курить, и злилась на собственную слабость.
– Я думаю, ты слишком мало времени проводишь с Ники, – заявил муж.
– Я и так провела с ним целых три года, Ричард. Я ради сына пожертвовала карьерой.
Он наклонился, погасил сигарету.
– Это был твой выбор, дорогая.
– Наш выбор, – сказала она. – Я пожертвовала тремя годами. А чем пожертвовал ты? Может, теперь твоя очередь?
– Не говори глупостей.
– Никакие это не глупости.
– Багз, я не возражаю против твоей службы, но то, что ты делаешь, чистое безумие. Ты пашешь днем и ночью, приносишь работу домой, постоянно мотаешься по всей Европе, скачешь с одного самолета на другой. Тебя вечно нет дома. Франция. Голландия. Германия. Испания. Болгария. В прошлом году ты только в Болгарию летала шесть раз! Боюсь, ты уделяешь Ники слишком мало времени. Пренебрегаешь своими материнскими обязанностями.
Злость, которая нарастала в ней, вдруг сдулась, словно прокололи шарик, и Сэм почувствовала себя виноватой. Разом поникнув, она опустилась на стул возле стола, словно бы услышав какой-то мучительный отзвук из прошлого.