— Лаврентий Павлович ждёт вас, товарищ народный комиссар.
Дверь в кабинет Меркулов открыл самостоятельно и увидел, что член ГКО что-то пишет, склонив голову к столу. Негромко поздоровавшись, Всеволод Николаевич приостановился у входа в ожидании распоряжений шефа, успевавшего в военное время и возглавлять оборонный комплекс, и руководить наркоматом внутренних дел, и надзирать за своей прежней вотчиной — госбезопасностью — незадолго до того выделенной Сталиным из НКВД[4].
— Чего стоишь? Проходи, садись, докладывай… Видишь — дела отложил — тебя жду, — услышал он голос шефа.
Бесшумно ступая по ковру, Меркулов приблизился к огромному столу и сел на посетительское кресло.
— Лаврентий Павлович, у нас много новостей по делу об убийстве Уманской. Есть неважные, а есть оч-чень интересные. Начну с неудач. Как вы знаете, Шахурин-младший вчера умер и показаний уже не даст. Это слегка осложнит следствие. Но замечу — при обыске на даче найден весьма любопытный материал — наши сотрудники обнаружили две толстые тетради с дневниками погибшего и рукописные протоколы, свидетельствующие, что Владимир Шахурин возглавлял тайную и, я бы сказал, антисоветскую, организацию, в которую входили его одноклассники — дети высокопоставленных родителей.
— Постой… не понял. Какую антисоветскую организацию?… Какие дети высокопоставленных родителей?
— Вместе с Шахуриным учились: племянник Иосифа Виссарионовича — Леонид Реденс, два сына товарища Микояна — Вано и Серго… потом сыновья товарищей Кирпичникова, Хмельницкого… Все они в эту организацию и входили… кроме Вано Микояна.
— Не шутишь?
— Никак нет. Так вот… они создали структуру с полным подчинением Шахурину и, судя по содержанию дневников, тот строил далеко идущие планы по захвату власти в стране.
— Сколько ему было лет?
— Пятнадцать.
— И как же пятнадцатилетний Шахурин собирался захватить власть?
— Товарищ Берия! Не сегодня он собирался власть захватывать, а когда вырастет… но вот планомерную подготовку к этому уже начал!
— Интере-есно… Очень интересно.
— Обо всём написано в дневниках.
— Что конкретно?
— Лаврентий Павлович, сегодня ночью проходила коллегия, так что я оказался очень занят и до конца пока в вопрос не вник, тем более — Влодзимирский просто физически не успел провести полную расшифровку. Дайте, пожалуйста, ещё денёк-другой с материалами поработать — и вся картина будет, как на ладони.
— Ты назвал всех участников организации?
— Нет. Ещё к ним примкнули сыновья хирурга Бакулева и Александра Барабанова из секретариата Микояна. А последний — племянник американца Хаммера, организовавшего для нас сбор денег в США.
— Хорошенькая компания. Ничего не скажешь. А?… Всеволод! Даже сын моего заместителя оказался замешан!
— Так точно.
— Ладно — разберёмся. А какие мысли по оружию? Где он его взял?
— Тоже работаем над этим — выясняем и обязательно узнаем в деталях, но уже сейчас можно почти наверняка сказать, что оружие дал Ваня Микоян. Жена Шахурина показала, что братья — Иван и Сергей — несколько раз бывали у них в гостях. А за день до убийства именно Вано приходил к Володе, и они долго беседовали в его комнате… У товарища Микояна полно всякого неучтённого огнестрельного оружия. На фронте воюют два старших сына, и комендант дачи неоднократно докладывал, что на побывку они привозили трофейные пистолеты и потом оставляли их братьям. Младшие сыновья Анастаса Ивановича ходят в школу без провожатых и за каждым закреплено по «вальтеру» — на случай нападения хулиганов. Они без конца тренировались в тире на даче под контролем наших сотрудников… Уже завтра я ожидаю результаты экспертизы.
Шеф помолчал, оценивая информацию, а потом, подражая Хозяину, сказал, растягивая слова:
— Копай до конца. Но очень деликатно и осторожно. Про пистолет выясни, как можно быстрей. Обязательно учителей допроси. И тех, кто работает на нас, и тех, кто формально с нами не сотрудничает… Проанализируй результаты экспертиз и обысков у Шахуриных, подготовь выжимки, и ко мне на стол без задержек. До моего распоряжения никаких открытых действий пока не предпринимать. У меня всё. Можешь идти.
Выйдя из кабинета члена ГКО, Меркулов вежливо — теперь уже прощаясь — кивнул руководителям оборонной промышленности. Увидев спускающегося по лестнице наркома госбезопасности, охранник услужливо открыл дверь, возле которой Всеволода Николаевича ожидал стоявший на парах «паккард». Сев в машину, чекист скомандовал водителю:
— На Дзержинского.
Беседа несколько успокоила. Индульгенция, выданная Берией, на полноценное, хотя и скрытое, расследование сильно упрощала ситуацию, однако впереди ожидались результаты экспертиз, а главное, через три дня ему назначили приём у Сталина. Там и выяснится, какие полномочия Хозяин делегирует следствию.
Когда Меркулов вернулся к себе, на его столе уже лежал отчёт. В нём подтверждалось, что две стреляные гильзы с лестницы идентичны оставшимся в обойме пистолета, находившегося рядом с Шахуриным, и сохранившим на рукоятке отпечатки его пальцев. И следы бойка на гильзах принадлежали этому «вальтеру». Но наибольший интерес представляла машинописная расшифровка дневников Володи Шахурина, отличавшегося малоразборчивым почерком.
* * *
Тем же вечером в доме Кирпичниковых начался аврал — утром из инспекционной поездки на Урал вернулся глава семьи, Пётр Иванович. Не заезжая с аэродрома домой он сразу поехал на доклад к Берии вместе со спутниками по командировке, наркомом Устиновым и генералом Яковлевым. Там оборонщики отчитывались почти три часа, потом разъехались по домам, чтобы поесть, хоть чуть-чуть привести себя в порядок после долгого перелёта и снова засесть за выверку данных по выпуску продукции наркоматом вооружений в области артиллерии. Эта информация требовалась к предстоящему совещанию ГКО, назначенному у Сталина на 8 июня, и времени для составления сводной таблицы катастрофически не хватало. Поэтому отдых и отложили до лучших времён.
Пока Пётр Иванович брился и одевался после душа, жена, Евгения Даниловна, рассказала подробности трагедии на Каменном мосту, о которой он вкратце уже слышал, ещё находясь в командировке. Теперь главу семьи кормили. Поскольку до отъезда на работу оставалось мало времени, он торопливо уничтожил первое и второе, но, сообразив, что успевает, немного сбавил темп во время чаепития. Одетый в полувоенный френч, на котором сверкал золотом и платиной орден Ленина, Пётр Иванович допивал чай с конфетой. Напротив, за столом, сидели жена и старший сын Феликс.
Взглянув на него исподлобья, отец сказал:
— Хватит лоботрясничать. Только и знаешь, что «одним местом груши околачивать». К добру это не приведёт. Ты уже взрослый парень. И неглупый — учишься ведь хорошо. Пора уже начать думать, как жизнь дальше строить, а ты всё в игры играешь да хулиганишь.
